Сборник 'Наше отечество' - Опыт политической истории (Часть 2)

Неизвестен 3 Автор

Еще большим откровением волнуют записи академика В. И. Вернадского и особенно письма академика И. П. Павлова в правительство. Всемирно известный физиолог ставил в один ряд беды своего народа с фашизмом на Западе. Никакие Днепрогэсы, писал он Молотову, который в 1930 г. заменил Рыкова на посту председателя Совнаркома, не принесут пользу, если они возводятся усилиями подневольных людей и делают свободного человека рабом.

Молотов посоветовал академику заниматься не политикой, а физиологией, дескать, каждый должен быть профессионалом в своем деле.

Итоги первой пятилетки показали "компетентность" тех, кто стоял на капитанском мостике государства.

До недавних пор миллионы советских людей убежденно считали,

что первый пятилетний план был выполнен досрочно, за 4 года и 3 месяца. Еще бы! Так говорилось в официальных документах, в учебниках, ибо в январе 1933 г. об этом заявил Сталин. Подводя итоги пятилетки, он с пафосом сообщил народу и партии, что по выпуску валовой продукции промышленность, по существу, выполнила план досрочно, причем тяжелая индустрия на 108 %. Данные о двукратном увеличении объема произведенных товаров, конечно, впечатляли. Что касается натуральных показателей (не в рублях, а в килограммах, тоннах,

метрах, штуках), то до них Сталин не снизошел. Стоило ли на фоне глобальных выводов говорить о том, что ни по добыче угля или нефти, выработке электроэнергии, выпуску тракторов, автомобилей, минеральных удобрений, выплавке чугуна, стали и т. д, рубежи, утвержденные пятилетним планом, не были достигнуты.

В катастрофическом положении находилась деревня. В ходе принудительной коллективизации общая площадь посевов в стране заметно увеличилась (почти на пятую часть), а валовой сбор зерна, урожайность, производство мяса и молока по сравнению с 1928 г. резко уменьшились. Разорение оказалось настолько сильным, что даже в 1936--1940 гг. валовая продукция сельского хозяйства по существу осталась на уровне 1924--1928 гг., т. е. доколхоз-ной деревни (средняя урожайность даже снизилась).

Принудительный труд никогда не давал высокую эффективность, а тем более удовлетворение. Нарком обороны Ворошилов на встрече с украинскими земледельцами вынужден был выслушать крик крестьянской души: "Эх, если бы мы работали, ну, скажем, половину того, что раньше делали, то завалили бы всех хлебом и не знали бы, куда его девать!". Значит, не могли не знать руководители реального положения дел.

Они не просто знали. В начале 1933 г. Сталин подписал секретную телеграмму, воспрещавшую любому ведомству публиковать иные цифры, касающиеся итогов пятилетки, кроме официальных. Члены Политбюро дружно проголосовали за такое предписание. Иначе пришлось бы сообщить, что в наихудшем положении оказались предприятия, работа которых предопределялась состоянием сельского хозяйства. Выпуск хлопчатобумажных тканей достиг лишь 59 % намеченного, шерстяных тканей -- 34 %, сахара-песка -- 32 %. Хуже того, в 1932 г. продукция этих отраслей по объему заметно уступала показателям кануна пятилетки. Произошел серьезнейший спад, тяжело отразившийся на материальном положении народа.

Но при подведении итогов Сталин уверял, будто в промышленности сделано больше, "чем могли ожидать самые горячие головы в нашей партии". Далее последовало ставшее знаменитым противопоставление: у нас не было -- у нас теперь есть... Прием логичный, убедительный, если, разумеется, сопоставление научно. Но разве к началу пятилетки СССР совсем не имел черной металлургии или станкостроения? А по производству электроэнергии, угля, нефтяных продуктов "мы стояли на самом последнем мес

те"? Однако именно так утверждалось с самой высокой трибуны; потом множество раз, десятки раз переходило из книги в книгу, из учебника в учебник, от одного поколения к другому...

Столь же прочно утвердилась и другая догма: вывод докладчика о том, "что страна наша из аграрной стала индустриальной, ибо удельный вес промышленной продукции в отношении сельскохозяйственной поднялся с 48 % в начале пятилетки (1928 г.) до 70 % к концу четвертого года пятилетки (1932 г.)". Только в обстановке удушения гласности и процветания авторитарной власти можно было беззастенчиво утверждать

подобное, начисто уходя от малейших упоминаний о тяжелом голоде, возникшем тогда отнюдь не стихийно и поразившем уже значительную часть населения страны. Кроме того, цены на продукцию земледелия и животноводства были в те времена искусственно занижены, причем основательно. Индустриальная же продукция, прежде всего предприятий группы "А", оценивалась много выше ее подлинной стоимости. А общий объем сельскохозяйственной продукции, произведенной на исходе пятилетки, был ниже, чем в 1928 г. Так ложь стала нормой жизни.

Сказанное не принижает масштабности перемен в сфере тяжелой индустрии. История прежде не знала такого роста вложений в одну отрасль промышленности за столь короткий срок. По официальным данным, за период с 1 октября 1928 г. до 1 января 1933 г. затраты на ее развитие примерно на 45 % превысили предварительно намеченные расходы. Но откуда же появились дополнительные многомиллиардные средства? Вопрос тем более важный, что внутрипромышленные накопления оказались намного меньше запланированных (с 1931 г. промышленность стала нерентабельной и оставалась такой до конца десятилетия) . Да иначе и быть не могло в условиях резкого (внепланового) расширения фронта работ, массового вовлечения в производство миллионов вчерашних крестьян, впервые попавших в город, на стройки, на завод.

Пришлось пойти на размещение новых больших займов среди населения: с 1 млрд. руб. в 1927 г. до 17 млрд. в середине 30-х годов. Крупнейшим источником доходов стала продажа водки. Еще совсем недавно Сталин заверял, что алкоголь, с помощью которого царская Россия имела полумиллиардный доход, не будет в Советской России иметь распространения. Чуть позже он изменил свою точку зрения: наивно, мол, думать, будто социализм можно

построить в белых перчатках. А в сентябре 1930 г. уже требовал: "Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки..." И это было сделано.

Важным источником явилась эмиссия. В 1930 г. денежная масса, находившаяся в обращении, увеличилась в два с липшим раза быстрее, чем продукция, произведенная отраслями промышленности группы "Б". Аналогичная тенденция действовала до конца первой пятилетки со всеми вытекающими отсюда инфляционными последствиями.

Экстраординарными мерами проводился экспорт зерна. До сих пор существует мнение, будто данная статья вывоза играла особо важную роль в обеспечении государства валютой для закупки техники. Статистика, однако, не дает подтверждений. Наибольшую выручку за вывоз хлеба удалось получить в 1930 г.
– - 883 млн. руб. В тот же год продажа нефтепродуктов и лесоматериалов дала более 1 млрд. 430 млн. руб. Пушнина и лен добавили еще почти полмиллиарда и т. д. В последующие годы цены на зерно упали на мировом рынке. Экспорт большого количества хлеба в 1932--33 гг., когда голодный мор косил советских людей, суммарно дал всего 389 млн., а продажа лесоматериалов -- почти 700 млн., нефтепродуктов -- еще столько же. Вывоз пушнины в 1933 г. позволил выручить средств больше, чем за хлеб.

Подобные факты заставляют еще раз подумать над тем, как Сталин, Молотов, Каганович и другие политики изыскивали средства на нужды индустриализации. В 1926 г. генсек убеждал партию и народ, что нравы поме-щичье-буржуазной России ("Сами недоедим, а вывозить будем") ушли в прошлое. Он и позднее регулярно говорил о преимуществах социалистической индустриализации, связанных, в частности, с неуклонным ростом благосостояния рабочих, всех трудящихся. Какая же катастрофа вынудила его изменить мнение в годы пятилетки, особенно в 1932--33 гг.? Неуемное желание поддерживать провозглашенные темпы? Но выручка за хлеб уже не могла ничего изменить, а сохранение зерна внутри страны в тот трагический час спасло бы жизнь многим нашим людям.