Сборник новелл «На полпути в ад»

Кольер Джон

– Я англичанин! – вскричал Эдвард. – Как я могу служить в американской полиции, сами подумайте?!

Некоторое время сестра изучала Эдварда пристальным, опытным взглядом.

– Ладно, – сказала она наконец.

– Никаких ладно, – сказал доктор.

– Сто долларов, – сказала сестра.

– Сто долларов? – переспросил доктор. – Слушай, сынок, все мы были когда-то молоды. Может, ты и правда из газеты и хочешь встретиться с этой интересной молодой особой без свидетелей. Мы не против. Сто монет, деньги на бочку – и валяй. Времени у тебя… сколько дадим ему, сестра?..

Сестра

опять уставилась на Эдварда.

– Десять минут, – сказала она.

– … десять минут, – продолжал доктор, опять обращаясь к Эдварду. – Сегодня в двенадцать, после закрытия.

– Нет, сейчас, – сказал Эдвард. – У меня поезд.

– Да? Чтобы потом какой-нибудь хмырь совал сюда нос узнать, почему мы не начинаем вовремя. Нет, сэр, увольте. В нашем деле тоже есть своя этика. Представление продолжается. Убирайся! В двенадцать. Запускай, Дейв!

Некоторое время Эдвард простоял у шатра, наблюдая, как у входа толпится народ. Когда стемнело, он ушел и сел на берегу вонючей речушки, обхватив голову руками. Время, казалось, тянется бесконечно. Под ним сочилась черная вода в обмелевшей реке. Нависшая над огромной, безжизненной равниной душная ночь обдавала его своим спертым, горячечным дыханием, вдали сверкали огни аттракционов, а у ног черной лентой по-прежнему змеилась речушка.

Наконец огни погасли. Осталось лишь несколько, да и те, словно искры на тлеющей бумаге, закатывались один за другим. Как сомнамбула, Эдвард встал и двинулся к балаганам.

Когда он вошел, доктор и сестра жадно и молча ели. В слепящем свете единственной в помещении лампы, освещавшей их землистые лица и медицинские халаты с чужого плеча, они казались похожими на восковые фигуры или на оживших мертвецов, а девушка, лежавшая в постели со здоровым румянцем на щеках и волосами, в прелестном беспорядке разбросанными по подушке, выглядела цветущим воздушным созданием, которое, будто по волшебству, попало в этот зловонный склеп и ждет теперь своего спасителя.

– Вот деньги, – сказал Эдвард. – Где я могу остаться с ней наедине?

– Откати кровать за занавес, – ответил доктор. – Мы включим радио.

Эдвард остался один с красавицей, которой предназначались его дом, его земли, вся его жизнь, он сам. Он смочил носовой платок и стер с ее губ помаду.

Он попытался освободиться от всего постороннего, чтобы в мозгу, как на фотопленке, сфотографировать мельчайший изгиб ее щек и губ, мимолетный шорох опущенных ресниц, каждый завиток неземных волос.

Вдруг, к своему ужасу, он почувствовал, что слезы затуманили его взор. Он хотел навечно запечатлеть в памяти богиню, но теперь все его существо переполнилось жалостью к живой девушке. Он нагнулся и поцеловал ее в губы.

Тем, кто целует спящих красавиц, суждено просыпаться самим – придя в себя, Эдвард отпрянул от кровати и поспешно шагнул за занавес.

– Вовремя, – одобрительно сказал доктор.

– Сколько, – сказал Эдвард, – вы хотите за эту девушку?

– Слыхала? – сказал сестре доктор. – Он хочет купить наше дело.

– Продавай, – сказала сестра.

– Тебе ведь она никогда не нравилась, верно?

– Двенадцать, – сказала сестра.

– Двенадцать тысяч долларов? –

вскричал Эдвард.

– Сами разбирайтесь, – сказал доктор. Не торговаться же по такому поводу. Эдвард телеграфировал своему поверенному, чтобы тот раздобыл денег. Через два-три дня деньги пришли, и в тот же вечер Эдвард со своим необычным грузом выехал в Чикаго. Там он снял номер в отеле, чтобы она отдохнула между поездами, а сам сел писать письма. Написал и пошел вниз опустить их. У стойки администратора стояли мужчина и женщина. Вид их показался Эдварду крайне неаппетитным.

– Вот этот джентльмен, – сказал им администратор.

– Мистер Лекстон? – спросил мужчина.

– Моя дочь! – душераздирающим голосом закричала женщина. – Где моя девочка?! Мой ребенок!

– Что все это значит? – вскричал Эдвард, переходя вместе с ними в пустой холл.

– Похищение людей, торговля белым товаром и нарушение закона Мэнна, – сказал мужчина.

– Продать как рабыню! – верещала женщина. – Белую девушку!

– Что такое закон Мэнна? – спросил Эдвард.

– Закон Мэнна – это когда везешь любую женщину, кроме собственной жены или дочки, из своего штата в другой, – объяснил мужчина. – Два года тюрьмы.

– Докажите, что она ваша дочь, – сказал Эдвард.

– Слушай, умник, – сказал мужчина. – Если тебе мало полдюжины свидетелей из ее города, то прокурору округа их хватит с головой. Видишь вон того парня у стойки? Это здешний бобик. Мне стоит только свистнуть.

– Вам нужны деньги, – догадался наконец Эдвард.

– Мне нужна моя Рози, – сказала женщина.

– Мы тратили на нее по двадцать тысяч, – сказал мужчина. – Да, за ней было кому ходить.

Некоторое время Эдвард еще пытался с ними спорить. Они требовали двадцать тысяч долларов. Он опять телеграфировал в Англию и вскоре после этого заплатил деньги, получив взамен документ, который оставлял за ним все родительские права и назначал его единственным и законным опекуном спящей девушки.

Эдвард был потрясен. В Нью-Йорк он уехал как во сне. Жуткие подробности недавнего разговора никак не выходили у него из головы. Когда же до него вдруг дошло, что кто-то обращается к нему в таких же или почти таких же выражениях, он окончательно растерялся. В холле нью-йоркского отеля перед ним, держа его за пуговицу, стоял дряхлый, но очень деловитый священник.

Он что-то говорил о женственности юных американок, о непорочности, о двух своих скромных прихожанах, о моральных устоях штата Кентукки и о девушке по имени Сьюзи Мэй. За его спиной маячили две бессловесные фигуры, которые явно умели не только сами хранить молчание, но и заставить, если надо, замолчать любого.

– Так, значит, верно, – сказал Эдвард, – что в горах живут одни голодранцы?

– В наших краях, сэр, – сказал священник, – где горный воздух прозрачен и свеж, это слово не в ходу.

– Выходит, настоящее имя девушки, что спит сейчас в моем номере наверху, Сьюзи Мэй? Стало быть, те типы – мошенники. Так я и знал! А теперь эти люди хотят забрать свою дочь. Как же они узнали об этом?

– Сведения о вашей безнравственной выходке, сэр, уже три дня не сходят со страниц американских газет.