Сборник "Пендергаст". Компиляция. Книги 1-18"
Шрифт:
— Да, лейтенант.
Сержант отошел и достал телефон, чтобы позвонить, а Градский тем временем кашлянул, прочищая горло, и снова заговорил:
— Я склонен считать, что ваше предположение относительно того, что он тайком пробрался сюда и совершил все это… ошибочно. Боюсь, ему было бы трудно это сделать. Даже невозможно. У нас здесь установлена самая современная система безопасности.
Пендергаст тихо спросил:
— Могу я задать вопрос?
Д'Агоста взглянул на него.
— Да, конечно.
— Убийца покинул офис в четыре часа дня. Сколько нужно времени, чтобы добраться оттуда до главного входа?
— Я бы сказал, примерно шесть-восемь минут, — ответил
— Отлично. Тогда давайте проверим запись с камеры у главного входа в четыре часа семь минут, чтобы посмотреть, действительно ли он ушел.
Градский все подготовил и через мгновение — впрочем, как и следовало ожидать — они наблюдали, как мужчина с кофром для виолончели вышел из вестибюля в четыре часа восемь минут.
— Теперь, — сказал Пендергаст, — продолжайте просматривать в обратном направлении запись прежней офисной камеры, пока мы не увидим, как он входит в кабинет.
Запрошенное видео пошло назад и они стали свидетелями того, как мужчина вышел из двойных дверей и покинул поле зрения камеры.
— Три пятьдесят, — заметил Пендергаст. — Теперь мы знаем, что убийство произошло в течение одиннадцати минут, между тремя пятьюдесятью и четырьмя ноль одной. Отлично. Господин Градский, покажите нам запись из вестибюля за восемь минут до этого, чтобы понять, входил ли он в здание.
Д'Агоста наблюдал за тем, как техник выполняет просьбу агента. На экране появился мужчина, заходящий в здание в 15:42. Они видели, как он вошел во вращающуюся дверь, направился прямо к электронному пункту пропуска, вставил в него свою карту, и турникет мгновенно открылся.
— Во сколько произошло считывание карты? — спросил Пендергаст.
— Три сорок три и две секунды, — ответил Градский.
— Пожалуйста, проверьте свой журнал безопасности касательно того, чья карта была зарегистрирована в это время.
— Да. Весьма умно.
Градский еще немного постучал по клавишам, но затем нахмурился, изучая экран с данными. Он долго всматривался в них, поджав губы. И снова попробовал повторить запрос.
— Так? — спросил д’Агоста. — Кто это был?
— Никто. В это время никто не регистрировался.
В этот момент к ним подошел Карри, совершивший целую серию телефонных звонков.
— Лейтенант?
— Что?
— Роланд МакМерфи целый день провел в больнице с установленным калоприемником.
Они покинули вестибюль и оказались на площади перед Финансовым центром «Сисайд», где собралась шумная толпа, выкрикивающая требования и размахивающая плакатами.
— Еще одна акция протеста, — сказал д’Агоста. — Какого хрена им здесь надо?
— Без понятия, — ответил Карри.
Пока д’Агоста осматривался, пытаясь найти путь сквозь кипящую толпу, он начал понимать, что происходит. Здесь, по сути, находились две прямо противоположные группы протестующих. Одни размахивали плакатами и выкрикивали лозунги, такие как «Долой богачей!» и «Обезглавить корпоративных толстосумов!». Их представители были из молодого, неряшливого спектра общества и немногим отличались от той самой оравы, которую д’Агоста помнил по акциям протестов «Захватите Уолл-стрит» [873] несколько лет назад.
873
«Захватите Уолл-стрит» — действия гражданского протеста в Нью-Йорке, начавшиеся 17 сентября 2011 года. Цель участников акции — длительный захват улицы Уолл-стрит в финансовом центре Нью-Йорка с целью привлечения общественного внимания к «преступлениям финансовой элиты» и призыв
Вторая группа была совсем другой — многие из них выглядели молодыми, но были одеты в пальто и галстуки, и больше походили на миссионеров-мормонов, чем на радикальных левых. Они ничего не кричали, просто молча держали плакаты с различными лозунгами, такими как: «КТО ВАМИ ВЛАДЕЕТ?», «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА НОВЫЙ КОСТЕР ТЩЕСЛАВИЯ», «ЛУЧШЕЕ В ЖИЗНИ НЕЛЬЗЯ ПОТРОГАТЬ РУКАМИ», и «ПОТРЕБИТЕЛЬСТВО — СМЕРТЕЛЬНАЯ БОЛЕЗНЬ».
Несмотря на то, что обе группы, похоже, одинаково ненавидели богачей, в тех местах, где они соприкасались, раздавались оскорбления и вспыхивали драки, к тому же по прилегающим улицам на площадь стекалось все больше людей, желающих присоединиться к демонстрации. Пока д’Агоста осматривался, он приметил одного человека, видимо, являющегося лидером более спокойной группы. Это был худой седой мужчина, одетый в грязное пальто поверх того, что походило на сутану священника. Он держал плакат, который гласил: «ТЩЕСЛАВИЕ» с кое-как нарисованным костром под этим словом.
— Эй, только взгляните на этого парня! Что вы о нем думаете?
Пендергаст тоже обратил на него внимание.
— Бывший иезуит, судя по потрепанной рясе под курткой. И плакат, очевидно, является намеком на «костер тщеславия» Савонаролы [874] . Это довольно интересный поворот в нынешней ситуации, вам так не кажется, Винсент? Жители Нью-Йорка все не перестают меня удивлять.
У д’Агосты возникло смутное воспоминание о том, что в итальянской истории был некий сумасшедший по имени Савонарола, но лейтенант так и не смог припомнить, что именно он о нем слышал.
874
Костер тщеславия — сожжение светских книг («Декамерон», Овидий и др.), музыкальных инструментов, игральных карт и костей, парфюмерных продуктов, богатых нарядов и зеркал, конфискованных у граждан Флоренции по наущению религиозного реформатора Джироламо Савонаролы.
— Эти тихие — они пугают меня больше, чем другой сброд. Похоже, что они настроены серьезно.
— Так и есть, — сказал Пендергаст. — Похоже, мы имеем дело не только с серийным убийцей, но и с движением общественного протеста — или даже с двумя.
— Да. И если мы не разберемся с этим в ближайшее время, в Нью-Йорке начнется гражданская холодная война.
35
Марсден Своуп вышел в декабрьскую стужу из своей квартиры, расположенной на 125-й Ист-Стрит и глубоко вздохнул, пытаясь избавить легкие от затхлого воздуха своей подвальной студии. После вчерашней акции протеста он чувствовал себя возбужденным. С тех самых пор — то есть в течение восемнадцати часов — Своуп неотрывно сидел за своим стареньким компьютером «Gateway»: в блогах, в Твиттере, в Фейсбуке, в Инстаграм и в электронной почте.
Удивительно, — размышлял он, — как одна небольшая идея за такой короткий промежуток времени смогла вырасти в нечто настолько значительное.
Как будто мир уже давно жаждал того, что он мог ему предложить. Как странно было чувствовать это — после стольких лет труда в безвестности и бедности.
Он сделал еще несколько глубоких вдохов и ощутил небывалую легкость — не только из-за того, что долго смотрел на экран компьютера, но и из-за того, что ничего не ел уже два дня. Он не чувствовал голода, но понимал: чтобы продолжить начатое, ему обязательно нужно что-нибудь съесть. Пусть дух был насыщен, тело уже находилось на грани истощения.