Сборник "Почтальон всегда звонит дважды"
Шрифт:
— Не буду.
— Иногда… я почти любила тебя, Уолтер.
Она сидела и смотрела на меня, а потом вдруг наклонилась, совсем близко.
Я быстро отвернул голову. Лицо ее приняло обиженное выражение. Она сидела еще долго. Я не смотрел на нее. В душе моей наконец воцарились мир и покой. Я знал — она никогда не будет моей. И быть не может. Я никогда не посмел бы поцеловать девушку, отца которой убил.
Она уже стояла у двери, и тут я попрощался и пожелал ей счастья. Она вышла, и сразу вернулся Кейес.
— Я согласен,
— Что ж, разумное решение.
— Согласен на все. И спасибо.
— Не надо. Не стоит меня благодарить…
— Но я действительно благодарен тебе…
— Нет причин. — Глаза его приняли странное выражение. — Не думаю, что тебя схватят, Хафф. Но знаешь… может, в конечном счете я предоставлю тебе наилучший выход. Может, так для тебя будет лучше…
Глава 14
Итак, все, что вы только что прочитали, и есть мое признание. Я писал его целых пять дней и наконец в четверг днем закончил. То есть вчера. Я послал его по почте заказным, а около пяти явился Кейес и забрал у меня квитанцию. Я рассчитался с ним сполна, даже больше, чем сполна, и в глубине души радовался этому. Я надеялся, что когда-нибудь она прочтет все и не будет думать обо мне слишком дурно, когда узнает, как и почему так получилось… Около семи я оделся. Я был еще довольно слаб, но ходить мог. Перекусив, послал за такси и отправился в порт. Войдя в каюту, тут же лег на койку и провалялся почти до середины следующего дня. Когда стало совсем невмоготу торчать в каюте в одиночестве, вышел на палубу. Нашел свободный шезлонг и долго сидел в нем, разглядывая проплывающие мимо берега Мексики. Но все время меня преследовало странное ощущение, что я на самом деле никуда не плыву. Я вспомнил Кейеса и выражение его глаз в тот день, странные его слова и гадал, что же он имел в виду. И вдруг я понял. Я услышал рядом сдавленный удивленный возглас. И еще не обернувшись, уже догадался, кто это. Потом посмотрел. В соседнем шезлонге сидела Филлис.
— Ты?..
— Привет, Уолтер.
— Этот Кейес… Он настоящий сводник.
— О да. Он романтик.
Я присмотрелся. Лицо у нее было изможденное и постаревшее по сравнению с тем, когда я видел ее в последний раз, вокруг глаз тоненькие морщинки. Она протянула мне какой-то листок:
— Видел?
— Что это?
— Пароходная газета.
— Нет, не видел. Меня это мало интересует.
— Там напечатано объявление.
— Какое?
— О свадьбе. Лолы и Нино. Пришло по радио, сразу после полудня.
— О, так они женятся?
— Да. Все это так романтично!.. Знаешь, Кейес их отпустил. И они отправились в Сан-Франциско провести медовый месяц. Твоя компания выплатила Нино какую-то компенсацию.
— Вот оно что… Выходит, теперь все известно. Я имею в виду нас.
— Да. Все известно. Хорошо, что мы здесь под чужими именами. Я видела, как пассажиры
— Тебя она, кажется, не слишком волнует?
— Я думаю о другом…
Тут она улыбнулась — какой-то необычайно нежной и грустной улыбкой. Я подумал о пяти пациентах, трех маленьких ребятишках, миссис Недлингер, Недлингере и о себе. Не верилось, что женщина, столь милая и мягкая, когда она того хотела, была способна на такое.
— О чем ты думаешь?
— Мы тоже могли бы пожениться, Уолтер.
— Могли бы. А что дальше?
Не знаю, сколько мы просидели вот так, молча глядя на море. Потом она снова заговорила:
— Нас уже ничего не ждет, Уолтер.
— Нет. Ничего.
— Я даже не знаю, куда мы едем. А ты?
— Нет.
— Уолтер… время пришло.
— О чем ты, Филлис?
— Настало и для меня время соединиться со своим женихом. Тем единственным, которого я по-настоящему любила. В одну прекрасную ночь я брошусь с палубы корабля. И вот постепенно ледяные пальцы начнут все глубже и глубже впиваться в мое сердце…
— Что ж, я отпускаю тебя…
— Что?
— Я хотел сказать, я иду с тобой.
— Нам остается только это, верно?
Кейес оказался прав. Мне не за что было его благодарить. Он просто избавил государство от расходов на возню со мной.
Мы прошлись по палубе. Матрос драил шваброй желоб у перил. Он явно нервничал и, перехватив мой взгляд, заметил:
— Там акула. Так и плывет за кораблем.
Я не хотел смотреть, но не удержался. Внизу, в темно-зеленой воде, мелькнул проблеск грязно-белого цвета. Мелькнул и исчез. Мы вернулись к шезлонгам.
— Придется немного подождать, Уолтер. Пока не взойдет луна.
— Да, при луне, я думаю, лучше.
— Я хочу видеть плавник. Этот черный плавник, режущий воду в лунном свете…
Капитан понял, кто мы. Я догадался об этом по его лицу, когда он выходил из радиорубки. Значит, сегодня. Иначе он наверняка приставит к нам стражу, прежде чем сдать властям в первом же порту.
Снова началось кровотечение. Внутреннее. Из легкого, задетого пулей. Не сильное, но я все время сплевываю, и в слюне — кровь. И еще я все время думаю об акуле. Она не выходит у меня из головы.
Я пишу все это в каюте. Уже почти половина десятого. Она в своей каюте, готовится. Пудрит лицо, делает его мертвенно-белым, рисует под глазами черные круги, а губы и щеки красит кроваво-красным. И надевает эту кроваво-красную штуку, которая выглядит ужасно, чудовищно. Это огромный квадрат красного шелка, она заворачивается в него, рукавов нет, и руки, когда она ими двигает, похожи на какие-то обрубки.
Я не слышал, как отворилась дверь в каюту, но сейчас, когда я пишу, она рядом со мной. Я это чувствую.