Сборник "Приключения Томека на разных континентах".Компиляция. кн. 6-8
Шрифт:
– Патрик! Осторожнее! – увидев это, закричал Смуга.
Мальчик необычайно ловко спускался по лестнице. Ему оставалось уже совсем немного, когда один из болтов вырвался из паза, и лестница резко закачалась.
– Господи! – вырвалось у Вильмовского.
Парнишка прижался к колонне и на мгновение замер.
– Дядя, не бойся! Я уже схожу.
И беспечно соскользнул на землю.
Смуга вытер пот со лба, лицо его было суровым.
Они тут же вернулись домой, где и провели с мальчишкой мужской разговор. Разумеется, он обещал исправиться… и уже на следующий день носился по убогим, узким, грязным улочкам неподалеку от ведущих свое происхождение с римских времен выдолбленных в скале подземных многоэтажных катакомб Ком эс-Шукефа.
Наконец, как-то днем Смуга объявил, что его друг возвращается, и они могут его навестить. По его словам, в 1891 году группа влюбленных в свой город и его прошлое жителей Александрии при помощи итальянских архитекторов основала греческо-римский музей, в котором были собраны экспонаты далекого прошлого: статуи, разные фигурки, портреты, надгробия, саркофаги, надписи, а особенно монеты. Это были в основном молодые люди, которые после обстрела города в 1822 году и перехода власти в Египте к англичанам искали способ выразить свои патриотические чувства. Эта же группа несколько месяцев назад основала Александрийское археологическое общество [284] . Смугу об этом известило письмо, полученное им в Лондоне.
284
Стоит вспомнить о вкладе поляков в открытие памятников в Александрии. В 1960—1967 гг. польская археологическая миссия раскопала здесь самый древний в Египте, происходящий из VI века, красивейший беломраморный театр. Археологической экспедицией руководил проф. Казимеж Михаловский.
Общество размещалось в здании, расположенном позади музея. Поляки вошли, и Смуга спросил:
– Господин Абер Шекейль на месте?
– Мудир [285] в кофейне, – ответил курьер, – сейчас я за ним схожу.
– Ну, ты видишь, – вздохнул Смуга, – вот как это делается в этой стране. Служащий приходит, вешает на вешалку верхнюю одежду и направляется в кофейню, где и ждет посетителей.
Они оказались в большом зале с красивыми ставнями на окнах. Вокруг стояли витрины со старыми скульптурами, монетами, папирусами. На стенах висели портреты исследователей античности. Смуга с Вильмовским с интересом склонились над одной из витрин. Внезапно они услышали гортанный голос:
285
Мудир (араб.) – здесь: директор.
– В чем дело?
Обернувшись, они увидели старого седоватого, одетого в европейское платье, египтянина. Тот, увидев Смугу, сперва несколько опешил, потом воскликнул:
– Аллах керим! Господь мудр! Салам! Приветствую.
Оба они со Смугой отвели в сторону правые руки, сильно ударили ладонью о ладонь и обнялись, забрасывая друг друга потоками приветственных слов:
– Клянусь бородой пророка! Это на самом деле ты!
– Я, Абер, я…
– Пусть Аллах умножит твое здоровье!
– И к тебе пусть он будет милостив! Я получил твое письмо и приехал.
– Это сам пророк тебя привел, троекратный тебе поклон!
– Здравствуй и ты, салам!
После таких радостных приветствий, изумивших молчаливого Вильмовского, последовала церемония взаимных представлений, после чего все трое направились в ближайшую кофейню. Хотя она и находилась в европейской части города, а, может, именно поэтому, кофейня была чисто арабской. Разумеется, за столиками сидели одни мужчины, в основном европейцы, но были и местные жители, в белых галабиях и в тюрбанах. Самый экзотичный вид имели те из них, которые европейскую одежду сочетали с красными фесками. Большинство курили наргиле [286] . Абер достал одну из стоящих в ряду длинных трубок, жестом предложил гостям последовать
286
Наргиле – трубка, распространенная в основном на Ближнем Востоке (от персидского – наргила, или кокосовый орех, из которого первоначально делали трубку для наргиле), дым из нее проходил через сосуд с водой и очень длинный гибкий чубук.
«Будет мне чем похвалиться перед Тадеком», – подумал Вильмовский, затянувшись несколько раз. Когда они отложили трубки, Смуга начал беседу:
– Я всегда восхищался, Абер, твоей любовью к Египту.
– Клянусь бородой пророка! Ты любишь свою отчизну также, как я свет моих очей, родной город, Аль-Искандерия, – добавил он и в голосе его чувствовалось особое тепло.
– Любишь больше, чем жену и детей, – улыбнулся Смуга. – Я знаю кое-кого, кто так сильно любит море, что не хочет жениться.
– То иная любовь, брат.
Вильмовский был искренне поражен. Абер обратился к Смуге, называя его «братом», чего мусульмане никогда не делали по отношению к гяурам.
– Однако Александрия – это не Египет, – закончил спою мысль Абер. – И в древности, и сейчас говорят, что это Египет при Александрии.
– Ты любишь Александрию, как жену, но Египет – что мать, – образно выразился Смуга. И сразу добавил:
– Я тоже люблю Египет.
Последовало молчание, которое снова прервал Смуга:
– Мне нужна помощь, брат.
Абер прилежно слушал.
– Да, именно так! Я люблю Египет и знаю, что его разворовывают. Я ищу преступников, что растаскивают гробницы в Долине царей.
– Так поезжай в Долину, – ответил александриец.
– И поеду. Но мне нужен совет.
– Помощь… Совет… Я не хочу сотрудничать с англичанами, – Абер перестал пользоваться цветистым языком Востока, незаметно для себя переняв суровый стиль Смуги.
– Египту от этого только хуже. Если уж вывозить, то официальным путем. Во всяком случае известно кому, куда. Надо искать правовые решения. Государство не может терпеть преступления таких масштабов.
Вильмовский помалкивал. Это была затея Смуги. Но его удивил контраст между прежней открытостью и внезапным недоверием, проявленным египтянином. В конце концов поляк не выдержал, схватил Абера за руку и, глядя ему прямо в глаза, произнес, выделяя каждое слово:
– Мы порядочные люди.
– Клянусь бородой пророка, – усмехнулся тот, – ваши слова, как язык колокола, чей звон не дает уснуть.
Друзья были приглашены на завтрак в дом Абера, откуда вышли, держа в руках рекомендательное письмо к Аль-Хабиши, известному александрийскому торговцу, владельцу антикварного магазина. Тот через несколько часов прислал посыльным весточку: «Нахожусь не в Александрии. Ищите меня в Каире».
– И то ладно, – подвел итог Смуга. – Поищем в Каире. Абер говорил, этот Аль-Хабиши весьма благородный человек. Мы и так немалого достигли, переломив недоверие Абера.
Они выслали собранные деньги и письмо матери Патрика – телеграмму Смуга дал еще с корабля – сообщая, что они возьмут мальчика с собой на каникулы. И на этом простились с Александрией.
Экспресс «Александрия – Каир» с особыми отделениями для мужчин и для женщин с детьми мчался с такой скоростью, что все окрестности тонули в облаках пыли. Увлеченные разговором, Вильмовский со Смугой даже не заметили, что через час миновали Дамантур, еще через час – Танту и что после трех с половиной часов пути, покрыв 208 км, экспресс подошел к вокзалу.