Сборник "Приключения Томека на разных континентах".Компиляция. кн. 6-8
Шрифт:
– Ты посмотри на те могучие горы на западе, – указал Смуга. – Тамбо стекает с них по глубокой долине, по долгому склону, потому и нет ничего удивительного, что течение такое быстрое [158] . Смотри, какие высокие здесь берега!
– И верно, даже сейчас, в сезон дождей, река не достигла леса, – согласился Новицкий. – Заметно, что эти места никогда не заливает водой.
– Тем хуже для нас! – вставил Смуга. – Надо думать, кампы выбирают для жизни местность, защищенную от половодья.
158
Протяженность Тамбо составляет 170 км. Река берет начало на высоте 400 м над уровнем моря, впадает в Укаяли на уровне 264 м. Такой перепад высот обуславливает сильное и быстрое течение реки. По этой причине плавание на весельной лодке против течения от Укаяли до начала Тамбо длится 7 дней, а
– Скорее всего, мы наткнемся на них там, где в Тамбо впадают ручьи, в более открытых местах и видных издалека. Лесные дебри не подходят для создания селений, а здесь, куда ни погляди, кругом джунгли. И костры, которые мы вчера видели, тоже горели недалеко от впадения нашей реки в Тамбо. И вообще, хорошо ли, плохо ли, а тянуть мы не можем. Земля горит у нас под ногами! Ян, а далеко отсюда до Укаяли?
– Я уже вчера об этом думал, – ответил Смуга. – Если судить по карте, километров семьдесят-восемьдесят, но не больше ста.
– По такому быстрому течению мы приплывем туда в три, а то и два дня.
– Да, если бы мы могли беспрепятственно плыть целый день. Возможно, однако, что нам придется останавливать лодку. Все зависит от того, какие размеры приобретет восстание кампов.
– Понимаю, – ответил Новицкий. – Только бы нам удалось побыстрее добраться до Укаяли.
– Да, канителиться некогда, хотя до встречи с Томеком кое-какое время у нас еще есть. Придется рисковать и плыть дальше. Немного передохнем только на правом берегу Укаяли, а еще вернее – на правом берегу Урубамбы.
– Урубамбы? – удивился Новицкий. – Так ведь там находится Ла Уаира Панчо Варгаса. Да к тому времени от Ла Уаиры останется одна зола, а Варгас будет в аду варить смолу в котле.
– Я бы не был так уж в этом уверен, – возразил Смуга. – Варгаса окружает банда преданных ему пиров, до них, может, и дошли слухи о готовящемся восстании.
– Может быть, – согласился Новицкий. – Тасулинчи сам говорил, что навещал в Ла Уаире дружественных кампам пиров. Одни пиры прислуживают Варгасу, другие составляют заговоры с кампами, но пиры – прежде всего пиры, что знают одни, могут знать и другие.
– Варгас – это такой ловкач, если дружки его предостерегут, он не будет ждать начала восстания, – прибавил Смуга. – Он мог вовремя скрыться где-нибудь на юге, в толдах [159] дружественных пиров. А если и не найдем Варгаса в Ла Уаире, так ведь гомалы [160] есть и в окрестностях верхней Укаяли, Урубамбы, и в Мадре-де-Диос, и в Бени. Мы можем наткнуться на какую-нибудь коррериас или на серингеро [161] , они будут знать, как обстоят дела.
159
Толдо – кочевье, деревня.
160
Гомал (исп.) – места, изобилующие каучуковыми деревьями.
161
Коррериас (исп.) – вооруженная экспедиция за невольниками; серингеро (исп.) – сборщик каучука.
– Значит, нам нужно заглянуть в ла Уаиру, там скорее всего мы узнаем новости о восстании, – заговорил было Новицкий и вдруг замолк.
Неподалеку от них из зарослей высунулся молодой кабан, всполошив возящихся на пляже выдр. Огромные черепахи, гревшиеся на солнце, постепенно удалились к воде.
– Давай поищем черепашьих яиц, – предложил Новицкий.
– Напрасный труд, капитан! в здешних местах пресноводные черепахи [162] выходят из реки и откладывают яйца только в сухое время года, когда вода спадет и пляж хорошо прогреется.
162
Южноамериканские черепахи разнятся от североамериканских и европейских тем, что они прячут голову под панцирь, сгибая шею вбок, а не втягивая ее, как иные черепахи. Одной из самых больших пресноводных черепах Южной Америки является Podocnemis expansa, панцирь ее достигает длины в 1 м, а ширины – 60 см. Вес взрослого животного доходит до 60—70 кг. Черепахи эти играют большую роль в жизни людей, обитающих в бассейне Амазонки и Ориноко, и не из-за своих размеров, а из-за того, что их очень много. В сухое время года – на Амазонке в августе и сентябре, на Ориноко – от января по март – черепахи ранним утром выходят
– Жаль, сырые яйца очень питательны, а голод уже меня замучил.
– Осталось у нас еще немного сухого провианта, – утешил его Смуга.
– Позднее, когда можно будет развести огонь, наловим рыбы и зажарим. А теперь пора отправляться.
Стремительное течение быстро несло лодку. Смуга сидел за рулевого. Нелегкое это было дело на капризной, неведомой ему реке, она менялась, как в калейдоскопе.
Прибрежные джунгли то превращались в темную полоску, то разворачивались перед глазами во всей своей дикой экзотической красоте. Бешеное течение реки не давало ни на минуту забыть о таящихся в ее глубинах кровожадных чудовищах. В более мелких местах щетинились частоколы из поваленных и застрявших стволов деревьев, торчали из воды сучья и корни, из них со временем создавались целые островки. Там и здесь река щерилась острыми зубьями подводных скал, и надо было переправляться через быстрины между островами и островками. Понимая, что если лодка разобьется, у них не будет ни малейшего шанса добраться до берега, Новицкий и Смуга не отводили взгляда от реки. Все же Новицкий время от времени взглядывал на берега, ведь оттуда тоже могла исходить опасность.
– Ян, внимание! – воскликнул он. – Справа брешь в лесу… и дым… Индейцы!
– Вижу! – тоже прокричал Смуга. – Давай к правому берегу!
Река в этом месте вторгалась в джунгли, так что лодка прямо вплыла в чащобу тростника. Смуга с Новицким вышли на берег.
– На этот раз мы оба пойдем на разведку, – тихо произнес Смуга. – Мало ли что может случиться, не стоит нам разлучаться.
– Верно говоришь, – согласился Новицкий. – Мешки оставим в лодке?
– Разумеется, они мешали бы нам в дороге, только оружие возьмем с собой.
Они осторожно пробирались через джунгли, непроницаемая стена которых покрыла оба берега. То и дело затаивались в чаще, за деревьями и в лощинах, прислушиваясь и вглядываясь. Стоял еще ясный день, но в лесу царил полумрак. Смуга шел первым, переговариваясь с Новицким лишь с помощью знаков. Минул почти час, пока они остановились там, где брешь в лесу создавала большое полукружие, касавшееся концами берега реки. По середине тек ручей, впадающий в Тамбо. Слева от ручья стояло несколько хижин из дерева, бамбука, лиан и листьев. Они возносились над землей на толстых сваях, так их обитатели спасались от сырости. Хижины были открыты на все четыре стороны, видны были висящие на бамбуковых прутьях большие кисти бананов, связки кукурузных початков и юкки, пучки стрел, луки и боевые маканы, или мечи, вырезанные из твердого дерева. Рядом с хижинами дети играли с прирученными попугаями, курами и обезьянами. Там и здесь собирались кучками старики, молодых было почти не видать, в основном женщины и детвора. На всех – кусьмы коричневого цвета или серого в черную полоску. Женщины носили на шее нитки бус из ароматических семян. Детишки бегали голыми. На предплечьях им были привязаны звоночки из твердых плодовых скорлупок, это делалось для того, чтобы можно было их найти, если заблудятся в лесу. Некоторые из них носили украшения из хвостиков пушных зверей. Лица мужчин, женщин и детей были разрисованы красной краской, а на щеках или лбу виднелись татуировки, изображающие синих змей. Длинные, до плеч, жесткие и черные, как уголь, волосы доходили до половины лба, головы украшены повязками с заткнутыми за них перьями попугаев. Посреди деревни, перед самой большой хижиной, находилась обширная пустая площадь, земля на ней была сильно утоптана. Здесь, видимо, танцевали, играли, отправляли обряды.
Смуга и Новицкий с любопытством разглядывали обитателей деревни. Женщины хлопотали у своих хижин. Плели циновки и украшения, пряли нить и ткали кусьмы, лепили глиняные горшки, готовили чичу и еду. Молодые матери возились с маленькими детьми, некоторые из них сидели у хижин, ища вшей в головах своих любимцев, весьма серьезно относясь к этому занятию. Индейцы с уважением относились к этим паразитам, веря, что они высасывают из человека дурную кровь. Бросающийся в глаза достаток, аккуратность в одежде означали, что жители деревни отнюдь не голодали.