Сборник рассказов.

Казаков Дмитрий Львович

Боль, давящая, рвущая боль и темнота — так выглядело путешествие между мирами. Потом тьма исчезла, но боль осталась и стала еще сильнее, еще мучительнее. Реальность мира, в который попал дэмон, давила на него со всех сторон, заставляя менять обличья в безуспешных попытках приспособиться. Борясь с болью, сдерживая крик, Шавай все же сумел оглядеться. Маленькое помещение, стены из странного мертвого камня и существо, разумное существо («человек» — вспомнилось название), застывшее в ужасе. Страх человека был хорошо виден, его аура приобрела характерный коричневый оттенок. Гнев швырнул

Шавая вперед, к мучителю, но, налетев на препятствие, он заметил, что окружен полупрозрачной трехгранной стеной. Человека окружала прозрачная защитная сфера. Заревев в бессильной ярости, дэмон опять ринулся на преграду, стены затряслись, по потолку пошла трещина. Аура человека стала полностью коричневой, он дернулся назад и сбил ногой свечу. Сияние стенок сферы и треугольника ограды тотчас же побледнело, дэмон прорвал ограждение и с яростным ревом ринулся к мучителю.

Связавшая два мира пуповина продолжала работать еще примерно час по земному времени, потом заряд энергии кончился. Гигантский сачок вновь настиг Шавая и, восстановив статус-кво, дверь между мирами схлопнулась со взрывом, довершив разрушения, причиненные беснующимся дэмоном.

Первые страницы утренних газет на следующий день украсили заголовки: «Новый террористический акт чеченских боевиков», «Взрыв на улице Гоголя», «Криминальные разборки продолжаются», «Пятнадцать жертв — вызов закону». На снимки попали полуразрушенный жилой дом, перепуганные люди и деловитые служебные собаки, обнюхивающие развалины. Тело Виталия Печенкина, жильца квартиры № 27, так и не нашли. Выстоявшая стена в квартире оказалась буквально заляпана кровью. Уцелевшим жильцам, которые рассказывали о трясущейся земле, подземном гуле, зверином реве и темном дыме, что просачивался сквозь стены, не поверил никто.

Искусство тварей

Короткий рассказ о людях, которые в труднейших условиях пытаются остаться людьми и сохраняют тягу к прекрасному… Под руководством бабушки внучка делает ожерелье — крышка от пивной бутылки, кусочек стекла, круглая железка. Много интересных предметов принес папа, побывав Наверху. И ребенку, конечно, интересно, что же там, Наверху?

— Так, бери их по одной и аккуратно нанизывай, — голос звучит слабо, едва слышно.

— Да, бабушка, — второй голос звонок, словно песня весенней капели. — Ой, а это что за штуковина, с острыми зубчиками?

Доносится стук, словно бьются друг об друга маленькие твердые предметы.

— Это крышка от пивной бутылки, — в слабом голосе можно различить грусть.

— Ой, какая красивенькая! Блестящая, и нарисовано на ней что-то! А откуда она взялась? И что такое пивная бутылка?

— Слишком долго рассказывать. А откуда взялась — папа принес ее из последнего похода Наверх.

— А что там, Наверху? — любопытства в звонком голосе хватит на десятерых.

— Думаю, что ничего хорошего, маленькая. Развалины, ветер и застилающая небо пыль…

— А что такое ветер и небо?

— Ветер — это такое дыхание, сильное и холодное. А небо — очень высокий потолок, синий, как твои глаза.

— Ого!

— Не отвлекайся, смотри, ты повесила два кусочка стекла подряд!

— Ой,

я сейчас исправлюсь! Между ними можно вставить вот эту железку. Она такая правильная, круглая, с циферками. Ведь ее можно, да?

— Можно, — обладательница слабого голоса, судя по всему, улыбается. — Вряд ли мы теперь сможем на нее что-то купить.

Вновь слышен стук, за ним приглушенное звяканье.

— А теперь вот эту прозрачную… бабушка, а из чего она сделана?

— Это называется пластик. Осторожнее, не порежься!

— Не бойся, бабушка! — в звонком голосе звучит полная уверенность в своих силах, невозможная и ненормальная для взрослого. — Я очень ловкая! И даже сама убила ножом крысу. Ну, крысенка, маленького, в две ладони!

Доносится негромкий скрежет, словно чем-то острым скребут по твердой поверхности.

— Вот, и дырочка готова! Бабушка, а почему у меня на руке шесть пальчиков, а у тебя — пять?

— Это из-за грязи, — слабый голос опасно дрожит.

— Неправда! Я всегда убираюсь в своем углу! Там чисто!

— Не из-за этой грязи. Из-за другой, невидимой. Она в воздухе, которым мы дышим, в воде, которую пьем, — слова прерываются судорожным вздохом. — Очень много ее Наверху, но и здесь от нее не спастись, не укрыться… Мы болеем от нее, а крысы становятся больше и злее…

— Не плачь, бабушка! Ты расстроилась, что у тебя меньше пальчиков? Хочешь, я отрежу и отдам тебе один свой! У меня и на ногах по шесть!

— Спасибо, маленькая, не надо. Работай дальше.

Слышно увлеченное сопение.

— Бабушка, — хозяйка звонкого голоса не может молчать долго, — а как называется то, чем мы тут с тобой занимаемся?

— Раньше, когда мы еще были людьми, это называлось искусством…

— А теперь мы не люди?

— Существ, которые живут так, как мы, людьми назвать нельзя, — слабый голос звучит задумчиво, — теперь мы всего лишь твари, как крысы, тараканы или черви…

— А папа сказал, что у нас есть ум, а у крыс — нет!

— Если бы у нас был ум, то мы бы не пустили в ход те ужасные штуки, которые породили невидимую грязь. Но ты не отвлекайся, а то не успеем закончить. Придет мама и позовет тебя собирать слизней.

Вновь стучат друг о друга маленькие твердые предметы.

— Вот, бабушка, все. Места больше нет.

— И что у нас получилось?

— Ожерелье, — сложное слово выговаривается с гордостью, по буквам, — я могу повесить его на шею?

— Да, только закрутим концы проволочки, чтобы она не оцарапала тебе кожу. Вот, очень красиво!

— Правда? А какие еще штуки можно делать этим… искусством? Или только ожерелья?

— Раньше можно было многое, — пауза, во время которой мягко шуршит ткань, — вот, смотри.

— Ооо! Что это?

— Одна из немногих вещей, которые я сохранила от жизни Наверху. Это называется диадема, она досталась мне от моей бабушки.

— Ух ты, какие красивые камушки! Прозрачные и блестят! А для чего она? Ее тоже носят на шее?

— Нет, маленькая, на голове, — фраза прерывается на мгновение, и слабый голос становится настолько тихим, что почти пропадает. — Она прекрасно пошла бы к твоим волосам… если бы они у тебя были.