Сборник рассказов.
Шрифт:
Чтобы осмотреть окрестности, Джон полез на большую из пирамид. Ступени были высоки, и пока он добрался до вершины, рубашка промокла от пота, а в мускулах ног появилась ноющая тяжесть.
На плоской верхушке лежал круглый камень, похожий на пуфик от исполинского дивана. Уайтхед пригляделся к покрывающему его коричневому налету и похолодел, несмотря на нестерпимо палящее солнце.
Это была кровь, причем никак не вековой давности!
Для верности Джон наклонился, колупнул пальцем. Ржавого цвета крупинки легко шелушились, с шорохом падая на серый камень. Когда выпрямлялся, заметил, как в щели между двумя блоками что-то блеснуло.
Встал на колени, сунул туда руку. Пальцы сомкнулись на разогретом металле.
Вытащенные часы сверкали позолотой, время на них застыло, показывая без пятнадцати двенадцать. Ремешок оказался разорван, а на боку красовалась
Если верить мисс Мак-Келлен, то именно такие носил ее муж…
За спиной что-то зашуршало. Джон повернулся, краем глаза заметил надвигающийся темный силуэт, а потом что-то со страшной силой ударило по затылку.
Очнулся он от дергающей боли в голове. Попробовал двинуться и осознал, что обнажен, лежит на чем-то твердом, а руки крепко связаны за спиной. Над головой виднелось черное ночное небо, усеянное звездами.
— Ты очнулся? Это хорошо, — прозвучал знакомый голос и из тьмы выступил человеческий силуэт.
— Отец Хуан? — встрепенулся Уайтхед. — Что это…
Он осекся. Священник был в длинном черном одеянии, а из разодранных мочек на плечи капала кровь.
— Не стоило вам сюда лезть, сеньор кимичтин* (науатль «мышь» = шпион), — усмешка отца Хуана напомнила Джону оскал Христа в церкви.
— Это вы убили Йена Мак-Келлена, — сказал он.
— Увы мне, не удержался, — отец Хуан вздохнул. — Сейчас не времена Монтесумы, но как тламасак* (науатль «жрец»), я должен обеспечивать приношения богам. Людей, готовых добровольно отправиться в Тлалокан не так много, поэтому не воспользоваться появлением одинокого чужака было бы глупо… Я думал, его никто не хватится, но ошибся. Ну что же, боги получат еще одну жертву…
— Вы что, серьезно верите в них? — Уайтхед глянул на то, что держит в руке его собеседник и вздрогнул. Звездный свет поблескивал на острейшем обсидиановом лезвии. — В этих кровожадных чудовищ?
— А вы серьезно верите в Распятого? — отец Хуан презрительно усмехнулся. — Верите в того, кто принес себя в жертву? Куда логичнее верить в ТЕХ, кому он СЕБЯ принес…
— Но это же бред! Вы же цивилизованный человек!
— О да, это так, — священник кивнул, — и мои предки были цивилизованными задолго до того дня, когда Кортес ступил на берега Анагуака. Вот только вы, его потомки, никак не поймете, что может быть другая цивилизация, помимо вашей! Не мир «Макдональдсов» и бега за наживой, а нечто иное, основанное на служении богам!
Он махнул рукой. Из мрака выступили несколько человек. Джон ощутил, что его распутывают. Он дернулся, но его держали крепко, конечности прижали к камню так, что грудь выпятилась.
— У вас же тоже есть «Макдональдсы», церкви и все остальное…
— О, да! — отец Хуан плавным движением поднял нож. — Но это всего лишь фасад, которым мы прикрываемся, чтобы выжить!
Джон закричал, но от боли в груди подавился собственным воплем. Последнее, что увидел туманящимся зрением, оказалась торжественно вскинутая рука, в которой трепетало нечто округлое…
30 июня 1521 года Эрнан Кортес, предводитель осадивших Теночитлан конкистадоров, имел все шансы попасть в плен и погибнуть на жертвенном камне.
Что бы изменилось в истории после такого события?
В отсутствие вождя экспедиция Кортеса потерпела бы полный крах и государство ацтеков, во главе которого стоял талантливый полководец Куаутемок, получило бы многолетнюю передышку. До следующего нападения, вероятного не ранее середины шестнадцатого века, оно имело шансы с помощью ренегатов-европейцев перенять у испанцев новое оружие и тактику. При таком положении дел завоевание стало бы невозможным и независимое государство ацтеков могло уцелеть до нашего времени. Оно прошло бы через постепенную и поверхностную христианизацию, революции и потрясения, но в любом случае на территории нынешней Мексики сохранилась бы уникальная культура.
Экспансия испанцев в таком случае была направлена в Северную Америку, в долину Миссисипи, и вероятнее всего, США в продвижении на запад столкнулись бы с большими трудностями, чем в реальной истории, территория Штатов была бы несколько меньше, чем сейчас, а вторым государственным языком стал бы испанский.
Алхимик
Старый Якобус из Нейштадта проводил Великую Трансформацию. Он скрупулезно следовал указаниям мудрецов древности. Еще немного и будет создан философский камень. Всё! Можно вынимать тигель, и…
Проснулся от громкого хрипа, не сразу понял, что хрипит сам, громко, с присвистом. Поднял голову,
Но сейчас все это было уже не важно. Сквозь дверку в атаноре Якобус хорошо видел в расплаве «философское яйцо», внутри которого зреет и вот-вот будет готов, вот-вот родится Истинный Царь, Истинный Меркурий, коего невежи называют философским камнем. Если роды пройдут успешно, а в этом Якобус не сомневался, то все затраты окупятся, богатство вернется в род Форштайнов, а вместе с ним к последнему отпрыску его придет и великая слава.
Отогнав тщеславные мысли, Якобус повел плечами, развел руки. Тело слушалось плохо, почти месяц без движения в сырой, полутемной лаборатории без сна и еды. Кровь бежала по сосудам медленно, лениво, в груди что-то скрипело. Со вздохом опустил руки, повернулся к столу. Взял огромный древний том, что агрессивно встопорщился навстречу языками закладок, открыл. Процесс трансформации столь длителен и сложен, что приходится постоянно обновлять в памяти детали следующего этапа. Витиеватый стиль авторы-алхимики сохраняли даже в практических рекомендациях: «Когда четвертый цикл приблизится к своему завершению, возьми красного свинца, что приготовлен заранее под благоприятным влиянием Юпитера на растущей Луне. Четыре унции будут надобны тебе, отмерь тщательно. Осторожно помести в расплав, подожди, пока расплавится, пока красный цвет не уступит место багровому, пока сумерки не пожрут пламя. Тогда быстро закрой свою печь от доступа воздуха, ибо утроба при рождении царя очень легко может быть повреждена заразой, что в воздухе содержится. Жди, ибо сказать, сколько будет вылупляться Царь, не может никто, но не более суток».
Взглянул на часы, — песок пересыпался почти весь. Из ящика под столом Якобус извлек скляницу, отмерил четыре унции красного свинца. Осторожно, длинной железной ложкой, поместил в расплав, подождал, пока ярко-красный цвет не сменится густо-багровым, вернулся к книге. Страницы сухо шелестели в неподвижном воздухе лаборатории: «Затянет окисел поверхность в тигле, подобно тому, как тучи затягивают небо, тогда знай, что ты почти достиг цели. Жди момента, когда разойдутся тучи, и узришь ты великое чудо. Сразу поймешь, что достиг ты цели, что родился Великий Магистерий. Осторожно вынимай тигель из печи и под слоем блеска обнаружишь ты яйцо, что стало золотым, в котором и обнаружишь ты Солнце Мира, ради которого столько трудился».