Сборник рассказов.

Казаков Дмитрий Львович

Пятеро стражников, бренча доспехами, покинули храм, и направились в сторону городской темницы.

— Жители славного Терсиса! — возгласил Амир, и сделал паузу, давая возможность толпе успокоиться. — Баал, чьи милости неисчислимы, подал нам знак! Что пришли новые времена, и правитель города должен избираться по-новому!

В безоблачном небе ударил гром, и налетевший ниоткуда вихрь заставил людей содрогнуться. Из толпы донеслись крики ужаса. Но для верховного жреца в грохоте бури явственно прозвучал смешок, тот же, что утром, в храме.

— Но сначала нужно принести жертву, знаменующую новый завет между нами и богом, — Амир закрыл глаза, и воздел руки. — Особую жертву! Человеческую!

Горожане отозвались единым выдохом. Таких жертв в городе Тысячи домов не приносили очень давно, со времен страшного мора.

— Но не бойтесь, — возгласил верховный жрец, дав страху укорениться в сердцах верующих. — Баал добр к своему народу, и довольствуется паршивой овцой из нашего стада.

На площадку перед храмом вывели Хассира. Любитель вина недоуменно моргал, пытаясь уразуметь, что происходит. Протрезветь он, похоже, успел, но вот вонять не перестал.

— Да

приимет Баал жертву, — произнес Амир, незаметно морщась, и стараясь не вдыхать через рот.

Тут Хассир все понял. С криком он ринулся в сторону, но стражники оказались начеку. Мигом скрутили беглеца.

— Повязали, волки позорные! — с душой проорал он, и попытался плюнуть в сторону верховного жреца, но лишь запачкал себе бороду.

Будущую жертву потащили в храм, но Хассир не сдавался. Яростно брыкаясь, он на всю площадь запел песню, популярную среди портового сброда:

Эх, расцвели каштаны над Евфратом-рекой!

И в запой ударился парень молодой!

Когда пьянчугу поставили на восьмиугольник, силы, казалось, покинули его. Бежать буян более не пытался.

Глаза статуи засветились, и выплюнули очередную молнию. На этот раз под аккомпанемент душераздирающего визга.

Вопреки всеобщим ожиданиям, Хассир остался стоять; вокруг него переливалось, потихоньку угасая, бирюзовое сияние. Пьянчуга слегка покачивался, но падать замертво не собирался.

Народ ошеломленно молчал.

— И это — человек? — подскочил к верховному жрецу начальник войска.

— Никто не мог знать, — пробормотал Амир, подобрав неприлично отвисшую челюсть, и тут же взял себя в руки. Что бы не случилось, церемонию надо завершить.

— Выбор сделан, — произнес верховный жрец громко. — Коронация состоялась!

Жрецы в храме затянули заключительный гимн, но очень нестройно. Выбор Баала их тоже удивил. Толпа, потихоньку оправляясь от изумления, подпевала.

Света над городом становилось все больше и больше. Небо светлело, из темно-лилового становясь нормальным. Черный диск на поверхности солнца стремительно уменьшался, чтобы вскоре исчезнуть совсем. В том, что бог доволен, сомнений не оставалось.

Церемония закончена. Ворота храма закрыты, а новоявленный владыка со всеми почестями препровожден во дворец. Там он сразу занялся любимым делом — потреблением вина.

Те же двенадцать человек собрались во дворце, у входа в Гадальный покой. В нем сейчас верховный жрец напрямую разговаривает с богом. Остальным остается только ждать.

— Это что, шутка такая, божественная? — уныло спросил начальник войска. Он предвкушал отставку, если не казнь — на колу, или через пожирание львами.

— Боги не шутят, — ответил сурово Силлур, второй жрец Баала, длинный, как жердь. — Из всех живых существ на это способны только люди.

Двери Гадального покоя, обитые черной бронзой, бесшумно открылись. Появился Амир, мрачный, насупленный, насквозь пропитанный ароматом священного дурмана.

— Ну что? — кинулись к нему все.

— Он говорил со мной, — произнес верховный жрец, оглаживая бороду. — Придется нам жить с этим правителем.

— Как? Это же безумие? — подал голос Вакир.

— Нет, не так. Оказывается, Баалу надоело все время выбирать одинаково, и он захотел развлечься. Он просто пошутил…

— Бог? — в голосе Силлура звучал ужас.

— Никто не мог знать, что он человек, — промолвил Амир убито. — Помимо того, что бог.

Воцарилось молчание. Из тронного зала доносилась срамная песня, исполняемая пропитым голосом нового правителя города…

Легенда о Ловце Ветра

Однажды старик Тафаки, бывший шаман-кахуна, принялся рассказывать детям историю о том, как из молодых людей выбирали тех, кто станет Ловцом Ветра. Но, чтобы стать им, юноши должны были пройти испытание…

— Что, за очередной сказкой явились? — улыбаясь, спросил Тафаки и замолчал, старчески жуя сморщенными губами.

— Ну, хорошо, слушайте. Будет вам сказка. Да только не сказка это, а правдивая история — продолжил он, поудобнее устаиваясь на лавке в тени хижины. Раскаленный диск солнца стоял высоко в небесах, изливая зной на землю, на островах Тувуаи стояло время послеобеденного отдыха. Даже неугомонная ребятня, что обычно стайкой темнокожих рыбок носится по селению и его окрестностям, в это время собиралась вокруг Тафаки, самого старого жителя острова Ротуа и лучшего рассказчика в селении. Говорили, что в молодости он был шаманом-кахуна, а потом по неведомым причинам оставил это занятие, но тело Тафаки было гладким, на нем не было и следов татуировок, которыми покрывают себя шаманы Акулы, не было и ритуальных шрамов шамана, идущего путем Леса. Да и мало ли что болтают люди. Но сказок и занимательных историй он знал больше, чем любой кахуна острова и поэтому во время сиесты площадка около его хижины пустовала крайне редко.

— Да, быль — повторил он, — я сам видел все это, когда был еще совсем молодым, а волосы мои были черными, а не седыми.

— Все вы знаете, что ураганы, которые уничтожают целые поселения на других островах, никогда не трогают наш? — ребятня дружно закивала. Действительно, страшные бури, регулярно проходящие над архипелагом и приносящие островитянам крупные неприятности, всегда обходили Ротуа стороной.

— Во времена, когда я был молодым, на островах было гораздо больше кахуна, чем сейчас и были они гораздо могущественнее. Кроме тех, которых вы хорошо знаете, тех, кто помогает людям безопасно добывать пропитание из моря и выращивать хороший урожай на островах, кахуна Акулы и кахуна Леса, были тогда и другие шаманы, которые пытались обрести могущество, усмиряя могучие ветры, что носятся над просторами Великого Моря. Называли их Ловцами Ветра, Мбату-Мане. В ученики к кахуна, использующему силу ветра, брали только юношей без телесных недостатков, на теле которого обнаруживалось все три десятка признаков склонности к колдовству

и еще десять признаков избранности Ветром, которые были ведомы только Ловцам. Избранника Ветра забирали из семьи после обряда совершеннолетия, после того, как юноша получал взрослое имя. С этого момента долгое время его не видел никто кроме учителей, обучение свое кахуна проводили на самой вершине священной горы Мауна-Тоа, которая открыта всем ветрам. Никто не видел юношу до самого дня посвящения. В этот день все кахуна Ветра Тувуаи собирались вместе на нашем острове и испытывали своих учеников. Теперь кахуна Ветра больше нет, и вы никогда не увидите обряд Посвящения Ветра, когда шаманы-ученики показывают свою власть над прозрачной могучей стихией. Ближе к концу обучения ученик должен выбрать для себя, по подсказке богов, ветер, с силой которого он будет иметь дело. Кто выбирает обычный для островов восходный ветер, кто — редкий гость — ветер с заката, кому-то достается ветер с полуночи, тот, который иногда приносит к нам на острова прохладу из далеких студеных морей. Да, как же это было чудесно, оставить внизу свое тело и обрести свободу, самую большую свободу, которую может пожелать человек. Воздушным столбом ринуться вверх, к престолу неба, до которого не могут долететь самые могучие ветры. Умчаться так высоко, что оттуда наши острова кажутся лишь россыпью зеленовато-коричневых камешков на странном голубом песке. Рухнуть внутрь самого себя, разделить себя на тысячу маленьких ветров, собраться вновь в единый ревущий поток и ринуться вниз, к воде. Промчаться над морем, срывая пену с самых высоких волн, набрать скорость и обрушиться на побережье, заставляя волны обезумевшими китами биться в берег, песчинки на пляже кружиться в сумасшедшем танце и пальмы — склонять свои зеленые верхушки. Нестись по лесу, срывая аромат с цветов и топорща перья птицам и, наконец, невиданной змеей обвиться вокруг священной горы, повторяя все прихотливые изгибы. Путь Ветра много давал своим последователям, кахуна Ветра были самыми могучими из всех, но и многое он от них требовал. Более десяти жарких сезонов прошло после того, как я был избран Ветром, прежде чем был допущен к испытанию. Еще надо сказать, что ветер с полудня, который приносит ураганы на наши острова, выбирали лишь самые талантливые из учеников Ветра и пользовались они этой силой очень осторожно. При рождении на моем теле были найдены все знаки, необходимые для хорошего Мбату-Мане и сразу после Дарования Имени меня забрал на обучение старый Каи-тангата, самый сильный на тот момент из Ловцов Ветра. Бури тогда еще не обходили наш остров, но благодаря могуществу Каи-тангата и его собратьев они не были столь разрушительны для всего архипелага, как сейчас. Вместе со мной испытание должны были проходить еще двое учеников. Один-Карики, учился вместе со мной, еще один, звали его Моэа, учился у другого наставника и как говорили кахуна, не было на островах более сильного колдуна за последние пять десятков поколений, со времен Хина Белой Акулы, о котором я вам уже рассказывал. Именно из-за Моэа все и произошло, из-за него пресекся путь Ветра, из-за него ураганы обходят стороной наш остров. Моэа, которому достался могучий ветер с полудня, должен был проходить испытание первым. Испытание проводили в середине жаркого сезона, когда безветрие стоит целыми днями. Ученик должен вызвать свой ветер, показать свою силу, обуздать его и после этого выстоять в схватке Ветра с наставником. Что это такое? И не спрашивайте — ведь я так и не прошел испытания. Моэа лег на землю, на ложе из особых трав, как предписывал обряд, а я и Карики сели около него — сторожить тело, один у ног, другой у головы. Неподалеку от нас сидя расположились трое наставников — все на тот момент посвященные кахуна Ветра. Зрители, как всегда, толпились на изрядном отдалении от места посвящения. Сначала все шло как положено, Моэа почти сразу перестал дышать, войдя в транс. Вскоре пожаловал и вызванный им ураган. Конечно не такой, как настоящий, который охватывает своими крыльями все Тувуаи сразу, оставляя лишь наш остров, нет, это был ураган только для нашего острова, на других продолжало светить солнце и ветра почти не было. Ураган ответил на зов и Моэа начал его укрощать: ветер то дул со страшной силой, постоянно меняя направление, то прекращался совсем, тучи заволокли небо над островом, в воздухе носился песок с пляжа вперемешку с листьями пальм и брызгами с моря. И как я понял потом, Моэа оказался слишком талантлив, слишком силен, слишком сильно ушел в Ветер и не захотел возвращаться, расставаясь с небесной свободой и могуществом. Любому приятно ощутить себя могучим, свободным и бессмертным — почти богом. А в тот момент я и Карики закричали одновременно: тело Моэа начало светиться, от него шло сильное, ясно различимое даже в мельтешении урагана сияние яркого небесно-голубого цвета. Я обернулся в сторону наставников и обомлел, они все трое, ВСЕ ТРОЕ! были в трансе, хотя обычно для испытания ученика хватало и одного. Видимо они пытались вернуть Моэа, но это оказалось даже им не под силу. Тело Моэа постепенно начало таять, растворяться в воздухе, сначала кожа, потом мясо и кости. Именно в тот момент я и поседел, в один миг, совсем молодым, именно после этого меня и прозвали: Тафаки, Меченый Ветром. Только шаманская выучка удержала меня тогда от позорного бегства. Вскоре Моэа целиком растворился в воздухе, почти сразу прекратился и ураган — ветер стих, море успокоилось, тучи исчезли. Когда мы пришли в себя, то первым делом кинулись к наставникам — они были мертвы. Ураган, которым стал Моэа, попросту утащил их души с собой, когда они пытались его остановить. С тех пор некому больше ловить ветер в паруса рыбачьих лодок, некому усмирять ураганы, закончился путь Ветра и людям в море приходится рассчитывать только на свои силы да на мастерство кахуна Акулы. Что? — Мы? — Мы даже не прошли посвящение. И ураганы после того года стали обходить наш остров стороной. Наверное, Моэа не до конца потерял память, когда слился в одно целое с могучим ветром, наверное, он помнит тот остров, где он родился, где жили его предки, то место, где он стал тем, что он есть сейчас и именно эта память мешает ему обрушить всю мощь свирепой бури на наш остров.