Сборник рассказов.
Шрифт:
Твердым шагом вошел Хермод, высокий, светловолосый. Локи ощутил, как напряглась Хель, по ряду йотунов прошло движение, Бальдр вздрогнул.
— Приветствую тебя, Правительница Нифльхейма! — сказал звучно Хермод.
— Привет и тебе, сын Одина, — настороженно ответила великанша. — Зачем пожаловал?
— Хочу просить тебя от имени всего мира за брата моего, Бальдра! Верни его на солнечный свет. Все скорбят о нем!
— Ты знаешь закон, — отозвалась Хель. — Ты должен показать, как плачут все!
— Знаю,
Локи напрягся, и осторожно пристроился к заклинанию Хермода. Тот ничего не почувствовал, будучи куда более слабым магом, чем сын Лаувейи.
Картинки меняли одна другую: скорбно шелестели деревья, горе слышалось в щебетании птиц и реве зверей, беззвучно стонали горы и земля, отчаянно молчали в пучине рыбы. Плакали асы, плакали люди, альвы и йотуны, рыдали цверги, и даже жители царства мертвых лили горькие слезы.
Все более хмурилась Хель, и в этот миг картинка застыла, показывая берег неведомого моря. На высокой скале сидела женщина, судя по внешности — из рода йотунов. Она, в отличии от остальных существ, прямо лучилась довольством. Когда подняла голову, на Хель глянули пронзительно-голубые глаза Локи.
— Кто ты, и почему не плачешь о Бальдре? — строго спросила Хель, но в ее словах слышна была радость. — Или не знаешь, что он умер?
— Зовут меня Текк, я из рода снежных великанов, — ответила женщина бодро. — А до Бальдра мне дела нет. Умер, и что с того?
Картинка смазалась и исчезла. По лицу Локи тек пот, ноги его дрожали. Как сквозь стену слышал он дальнейшие слова Хель.
— Увы, Хермод, не могу я отпустить Бальдра! Останется он у меня во дворце! Таков закон!
Склонив голову, вышел Хермод. Лицо его казалось каменным.
И третья встреча Локи с Одином произошла в той же палате, что и две предыдущие. Владыка асов лучился довольством, вызывая у Локи глухое раздражение. Сам хитроумный ас чувствовал лишь усталость.
— Здорово ты сработал, — сказал Один. — Никто ничего не заподозрил!
— Ага, — вяло кивнул Локи.
— Великаншу эту, Текк, ищут все!
— Не найдут, — Локи вяло улыбнулся, зевнул. — Я пожалуй, отдыхать отправлюсь.
— Иди, иди, — махнул рукой Один.
Когда за сводным братом закрылась дверь, с лица Одина слетело довольное выражение. Взгляд стал острым и цепким.
— Ты, видно забыл, Лодур, что я долго жил среди людей, — прошептал он, неприятно улыбаясь. — И научился от них таким хитростям, о которых ты и помыслить не сможешь! Ты единственный свидетель того, как был убит Бальдр, а свидетелей надо устранять…
Проснулся Локи от дикого грохота. Разлепил глаза, услышал испуганный взвизг жены, и в тот же миг на него навалился некто огромный, пахнущий потом.
— Вяжи его, Тор! — слышались крики. — Смерть
Не успел Локи как следует удивиться, как его аккуратно связали, рот заткнули кляпом и куда-то понесли.
Затем был удар по голове и навалившаяся темнота.
Очнулся под негромкие голоса. В висках и затылке пульсировала боль. Поведя плечами, Локи ощутил, что все еще связан. Из-за кляпа дышать приходилось через нос.
Зрение вскоре сфокусировалось, и Локи понял, что он в Трудвангаре, чертоге Тора, самом просторном в Асгарде. А голоса принадлежат асам, что собрались вокруг. Они смотрели на Локи с ненавистью, и рыжий ас ощутил холодок в животе — все, не вырваться.
С некоторым трудом он прислушался. Вина Локи в убийстве была, видимо, всем уже ясна, и асы обсуждали подходящее наказание:
— Может, его привязать покрепче, да змеюку повесить, чтобы яд на него капал? — предложил Тор, гулко почесывая лоб.
— Молчи уж, сынку, — отрезал Один. — Головой предоставь работать другим, у тебя она не больно сильна!
— Как не сильна? — обиделся богатырь. — Я ей любую скалу расшибу!
— Верю, сынок, верю. Но головой ведь можно не только скалы расшибать. Некоторые ей еще думают. Твое предложение плохо чем? Во-первых, не родилась еще та змея, чей яд для Лодура болезнен будет. И даже если мы найдем такую змеюку, то кто помешает Лодуру самому в нее плюнуть?: Тут она и скопытится. И, в-третьих, ко всему привыкаешь, так и Лофт привыкнет к боли от яда. Не сразу, конечно, веков через пять, но привыкнет. Так что, нужно другое наказание.
— Тогда может его просто убить, долгим и мучительным способом, — небрежно бросил Фрейр, смотрясь в зеркальце.
— Нет, любая смерть неприемлема для него, — сказал Один, и тут Локи понял, кто поведал асам правду, вернее ее часть. С ненавистью взглянул хитроумный ас на отца богов, попытался выплюнуть кляп, но тот не желал вылезать, удерживаемый заклинанием.
— Есть способ лучше, — тихо сказал Форсети, сын Бальдра, и Локи содрогнулся. Кто же измыслит самое жестокое наказание для убийцы, как не сын убитого? — Надо дать Лодуру то, что будет его мучить всегда, и живого и мертвого.
— И что же это? — спросила Гевьон.
— Совесть, — ответил Форсети. — То, чего у него никогда не было. А чтобы он не мог бороться с ней посредством деяний, не мог заглушать ее пивом или новыми преступлениями, отгородим его от мира.
— Как? — воскликнул Ньерд. — Он разорвет любые оковы.
— Кроме тех, что создал сам, — Форсети усмехнулся. — Помните, из чего сделана веревка, что держит Фенрира? Из Воплощенной Невероятности. Мы все, объединившись, сможем создать достаточно этой субстанции, чтобы сотворить темницу. В нее и поместим Локи. А саму темницу поместим у корней Иггдрасиля, где ее никто не потревожит снаружи.