Сборник рассказов

Наконев Владимир

В середине дня на поплавок рыба ловится плохо, поэтому, поставив удочки «на донку», можно искупаться. Вода в десять градусов быстро приводит в чувство любого и долго ещё мы стучим зубами от холода, перекатываясь боками по раскалённым камням на косе, если не захотели развести костёр. Двух запрыгов в реку обычно хватает, чтобы весь день чувствовать себя чистым и свежим. И лишь немногие из нас отваживаются на то, чтобы переплыть на другой берег, потому что потом надо переплывать обратно.

Осень.

Лес наполнен шорохом падающих листьев. А, если идти по ним, то этот шорох

заглушает все остальные звуки вокруг. Ещё не весь лист упал на землю и лес продолжает радовать переливами всех тёплых тонов от светло-жёлтых берёз до красных клёнов. Даже лиственница, всё лето демонстрировавшая, что она – хвойное дерево, вдруг пожелтела и начала терять свои иголки. Иногда в шорохи врезается резкий шелестящий звук, который усиливается не только от того, что что-то приближается, но и от того, что продолжает увеличивать скорость и тут самое время метнуться под защиту какого-нибудь дерева, потому что этот звук закончится ударом об землю упавшей кедровой шишки размером до тридцати сантиметров в длину. Если хочется насобирать больше кедровых орехов, можно подняться на вершину кедра и обтрясти вручную ветки с букетами шишек, заодно полюбовавшись безбрежным, покрытым ветровыми волнами, зелёным покрывалом. В такой момент не верится, что под тобой 50-метровая высота.

Склоны сопки тоже покрыты упавшим листом и можно, разбежавшись, прыгнуть со склона вниз и скатиться, собирая под собой эту безбрежную красно-жёлтую шуршащую реку до самого подножия сопки. Наш маленький вес позволяет удержаться на вершине этой листовой лавины и ни разу не удариться о корни деревьев или торчащие камни.

Несколько пригоршней кедровых орехов, несколько манчжурских, пара-другая тычинок камышовой кашки да немного ягод лимонника позволяют провести целый день в лесу без пищи и не чувствовать особого голода.

Зима.

Холода наступают медленно и основательно. Также основательно земля покрывается толстым пушистым белым одеялом. Старики говорят, что снег, упавший на сухую землю, долго не лежит. Наверное, это правда. В зимнем лесу ничего интересного нет, если только не уметь «читать» звериные следы. Вот – пробежал заяц. Тут его что-то напугало и расстояние между следами увеличивается и скоро он сделает соскок и продолжит бег под углом к предъидущему направлению, но уже за кустом, через который он перепрыгнул. Вот – белка перебежала между деревьями. Может быть, ходила к своему складу, где припасла грибов и орехов. Козы быстро пересекли реку по льду, оставив не только глубокие лунки возле берегов, но и чёткие отпечатки на тонком снегу посреди реки.

Мы идём играть в хоккей на протоку. С собой несём шайбу, заменяя её зачастую обычной консервной банкой, и топоры. Все клюшки будут выстроганы прямо на берегах той протоки, где мы расчистим снег, сметём его остатки с площадки, поставим ворота и будем играть самозабвенно с фантастическим счётом 17:21 до тех пор, пока не проголодаемся и не разожжём костёр на берегу и не поедим захваченного с собой хлеба и сала, поджаренного в пламени костра.

Уходя, мы прорубаем в верхних углах площадки небольшие проруби и к следующему разу наша хоккейная коробочка будет заполнена ровнейшим новым льдом. Если уровень воды подо льдом упал, мы просто ещё раз подметаем площадку вениками, сделанными из сухой травы, что торчит из снега по берегам.

Чтобы

покататься на лыжах с горы, надо пойти в другую сторону, к сопкам. Нередко мы ищем и проделываем новые горки, спускаясь по девственному снегу между деревьями. Но чаще мы катаемся по заброшенным волокам, крутизна и высота которых такая, что не многим из нас удаётся доехать до низа без того, чтобы не шлёпнуться хотя бы один раз. Пять подъёмов на гору, пять спусков и день закончился. С негнущимися замёрзшими рукавицами и застывшими руками в них, с коркой снега на наших пальто и штанах, застывшие так, что потом будет ломить пальцы на руках и ногах, когда они будут «отходить» возле печи, мы бредём домой, прижимая к себе лыжи и палки охапкой. Посёлок встречает нас стройной колонной дымов, которые совершенно неподвижно замерли над каждой крышей в морозном воздухе.

Примечание: волоком (ударение на первый слог) называется таёжная дорога, используемая трелёвочным трактором для транспортировки цельных стволов деревьев, которые он тащит за собой по земле.

...

10 Когда уходит детство.

Никогда я не ходил на вечеринки моих одноклассников. Достаточно было того, что уже десяток лет я каждые полдня видел их всех вблизи. Но чёрт меня дёрнул согласиться на тот раз. У одной из девочек родители куда-то уехали и квартира оказалась свободна для мероприятия. Деньги собраны и... я с трудом воспринимал действительность: столы были уставлены не только явствами, но и бутылками, среди которых не было ни одной бутылки с лимонадом.

Посадочные места соответсовали количеству участвующих и кроме вилок и ложек напротив каждого стула на столе гордо возвышался двухсотграмовый стакан. Нигде и не пахло ни тортиком, ни чаем. Я всё ещё воспринимал эту декорацию, как шутку, даже после того, как стаканы были налиты до ободка бесцветной жидкостью, запах которой давал мне ясно понять. что это не камуфляж.

По какому-то поводу после какого-то короткого слова одного из присутствующих стаканы преодолели земное тяготение, но не преодолев взаимное притяжение, встретились посреди стола с зловещим лязгом, непохожим на хрустальный звон. После этого посуда была донесена обратно и осушена в жаждущие рты.

В лёгком трансе я глядел, как наши девочки, целомудренные и патриотичные, комсомолки и спортсменки, симпатичные девочки, на которых и посмотреть плотоядно было нельзя по причине их непорочности, привычно опрокинув в себя зелье, почти не морщась, не менее привычно потянулись вилками к закускам и не моргнув глазом проследили за тем, чтобы стаканы наполнились ещё раз и до той же самой отметки. После этого, как по мановению волшебной палочки, опустошённая поллитровая стеклянная тара на столе была заменена точно такой же, но полной.

Только тут я с ужасом вспомнил, что фамилии некоторых посетителей вытрезвителя, которые вывешивались в "Окне сатиры", буквально воспроизводят фамилии моих одноклассников. Усевшись от этого бедлама подальше, я наблюдал, как сплочённый застольный коллектив постепенно распался на отдельные группы. Кто-то терзал радиолу, пытаясь заставить пластинку крутиться с нужной скоростью, кто-то под это пытался танцевать, кто-то продолжал поиски чего-то в забытых салатах, кто-то вёл разговоры о вечном и прекрасном, не выпуская стакана из рук, в котором уже что-то краснело.