Сборник рассказов
Шрифт:
— На! На! Подавись!!! — Хуячу его когтями как Балу бандерлогов. Изрядные куски жопы ошмётками в стороны разлетаюцца.
— Кончаю-ю-ю-ю-ю!!! — Вдруг взвыл Костик, и затих.
Причём затих надолго. Я, пользуясь этим, начинаю из-под него выкарабкивацца, что получаецца с трудом. Ноги атрофировались к хуям. Ползу по полу как Мересьев. Доползаю до своих шмоток, и начинаю одевацца. Причём, всё это на чистом жывотном страхе. Ног не чую, но каким-то чудом на них встала. И похуй, что они теперь колесом. Кстати, до сих пор такими и остались. Хватаю сумку, подкатываю на своём колесе к двери, и тут
— Спасибо тебе… Позвони мне завтра, а?
Я охуела, если честно. Я ему всю жопу на заплатки изодрала, а он мне спасибо говорит. Мало, что пидор, так ещё и со странностями половыми. Находка для Фрейда.
— Угу. — Говорю. — Позвоню. Обязательно.
— Врёшь ты всё, все вы такие… — Хнычет Костик. — Не позвонишь ты мне, мерзавка такая!
— Не ссы, прям завтра и позвоню. Спасибо, блять, за тантру.
И съебалась.
Помню ещё, что таксист, который вёз меня домой, всю дорогу косился на мои окровавленные руки и кровавое пятно на футболке, в области пупка. Полюбому рожу мою запоминал. Бля буду, он потом наверняка неделю смотрел «Дорожный Патруль», и ждал, когда там скажут: «Разыскиваецца молодая баба, которая голыми руками убила гомосексуалиста. Приметы: блондинка, вся в кровище. Вознаграждение за помощь в её поимке — миллион долларов евро США»
Костика я с тех пор никогда не видела. И не жалею об этом. И девять лет о нём не вспоминала до вчерашнего дня.
Пока не купила эту бабочку-мутанта с длинной серебристой соплёй из стразов, отдалённо похожых на брульянты в Костиных зубах.
И эта дырка в пупке…
Как я ненавижу эту свою дырку. В пупке.
И того, кто мне её проковырял.
Зато я совратила педика. Слабое, но всё-таки, утешение. Знать, сильна я в искусстве соблазнения-то, Господи прости.
А ассоциации, что не говори, вещь странная. И, блять, интересная.
С этим не поспоришь.
Рассмешить Бога
09-06-2008
«Если хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах»
— У тебя сигареты есть?
— У меня одна.
— Оставишь?
— Оставлю. Только давай за твой дом отойдём, у тебя окна на другую сторону выходят, мама не запалит.
Курить я начала недавно, в пятнадцать лет. Юлька ещё раньше. Юлька вообще всё успевала сделать раньше меня. Правда, она и старше меня на два года. У Юльки даже был парень. У меня его не было. А хотелось. Хоть какого. Пусть даже ботана прыщавого. Но на меня никто внимания не обращал. Пока я не начала курить. Внимания сразу прибавилось, но только со стороны дворовых бабок, которые не переминули доложить о моей дурной привычке маме. Мама меня строго наказала, и почему-то обвинила в случившемся Юльку.
Юльке эти обвинения ущерба не нанесли, с неё вечно всё как с гуся вода. Поэтому мы продолжали дружить.
И курить.
— Слышь, — Юлька щёлкнула зажигалкой, и поднесла огонь к помятой сигарете «L&M», — мать моя хату нашу продавать собралась. Вернее, менять. На «двушку» в Зеленограде, и комнату в коммуналке где-нибудь в жопе мира. На задворках Москвы.
— А зачем? — Смотрю на тлеющий кончик сигареты, внимательно следя за тем,
— Меня отселить хотят. — Юлька глубоко затянулась, стряхнула столбик пепла, и протянула мне наполовину выкуренную сигарету. — Мать говорит, что больше не хочет жить со мной в одной квартире, что её заебала я и мои друзья, потом добавила, что не хочет, чтобы её младшая дочь брала пример со старшей, то есть с меня, и вот решение принято. Щас мать ездит, варианты рассматривает, а я жду. Так что съеду я скоро отсюда. В гости ко мне будешь приезжать?
— Не знаю, Юльк… Смотря, куда. Ты ж знаешь, меня мать вечно контролирует. Да и с тобой мне дружить не разрешают. С прошлого года.
— Это когда я тебе на днюху литр спирта подарила? — Хохотнула Юлька. — Так это ж прикол был. Что, мать твоя шуток не понимает?
— А в чём прикол-то? — Пепел аккуратно стряхиваю, и курю короткими затяжками, дым глубоко не вдыхая, чтоб не закашляться. — Мы твоим подарком и нахуячились. Десять четырнадцатилетних девок. Меня мать потом чуть не убила. Хорошо, что отцу ничего не рассказала.
— Ну, давай теперь всё на меня валить. — Юлька выдернула у меня из рук короткий бычок, и в одну затяжку добила его до самого фильтра. — Моё дело было подарок вручить. А вот открыла ты его уже сама. И водой из бачка туалетного сама разводила. И с вареньем вишнёвым миксовала тоже ты. А виновата, как обычно, Ершова, ага.
— Ещё сигареты есть? — Тему перевожу.
— Есть. На жопе шерть. И та клоками. Нету ничего, я ж тебе сразу сказала. Попозже стрельнём у кого-нибудь. — Юлька сплюнула на асфальт, и опустилась на корточки. — Я в залёте, Лид.
Я опустилась рядом с Юлькой, и так же как она, опустила голову вниз.
Сидим, плевок Юлькин рассматриваем.
— Это как? — Задаю глупый вопрос. Понимаю сама, что глупый, что нагрубит мне щас Ершова, но спросить ведь что-то надо, а не знаю чего…
— Как-как… Каком кверху. Обычно, как… Мать моя ничего не знает, само собой. Так что, может, этот переезд и к лучшему…
Молчим сидим. Слюни на асфальте медленно превращаются в мокрое пятно.
— А отец кто? — Снова спрашиваю. И уши краснеют, чувствую. Два года у нас разницы с Юлькой — а ощущаю себя сейчас первоклашкой какой-то. Даже не знаю, что в таких случаях спрашивают.
— Дед Пихто. — Юлька снова сплёвывает. Рядом с мокрым пятном появляется комок белой слюны. Смотрим на него. — Толик, конечно.
— Толик… — Повторяю эхом. — А он ведь намного тебя старше ведь?
— Не намного. На восемь лет всего.
На восемь лет… Мне мама запрещала дружить с мальчиками, которые были старше меня больше, чем на два года. Пугала меня изнасилованием, беременностью, и вселенскими проклятиями, если ослушаюсь. Книжки подсовывала разные, ещё и абзацы в них карандашом обводила. Так я узнала, что все мальчики, которые старше меня больше чем на два года, непременно потребуют от меня плотской любви. Причём, как утверждал автор книги, ещё обязательно будут шантажировать меня чувствами. Интересно, а Юльку шантажировали? И зачем она повелась на уговоры?