Сборник рассказов

Раевская Лидия Вячеславовна

— Фсё. Переодевайся во что-нить более приличное, и пошли в магазин. Будем тебе новую кофточку покупать. Погода испортилась, и леопард твой под нынешние погодные условия не катит совсем. Если начистоту — он вообще у тебя никуда негодный. Разве что соседей у помойки напугать, или дома в туалет в нём бегать. Ночью. Штоп никто не видел.

А я никуда идти не хочу. Я реву самозабвенно. Мужики — они ж такие, они ж думают, что всё дело в кофточке… Дурачьё.

— Какая кофточка?! — Всхлипываю, и останками леопардовой роскоши сопли утираю, — У меня сиси маленькие, поэтому я в вечном позоре, и меня кофточки не спасут!

Мужыг мне платок

носовой дал, и леопарда тайком начал в ведро помойное запихивать:

— Мы тебе такую модную кофту купим. Знаешь, щас все красивые бабы в таких ходят. Безразмерные такие хламидомонады для беременных, и рукава фонариком. В такой кофте вообще непонятно — есть сиськи или нету.

Я изумилась, и забыла, что надо самозабвенно оплакивать свои сисечки:

— Ты где этого понабрался? — Спрашываю, и глаза уже недобро щурю. — Отвечай, потаскун!

— Так на работе… — Возлюбленный мой попятился. — У нас там одни бабы работают, и у них разговоров всех только про сиськи да кофточки с фонариками… Лид, тычо?

— Ничо. — Успокоилась уже такая. — Пойдём, кофточку прикупим. Только это… К ней надо будет туфли, сумочку, бусики…

— Духи, помаду, новую причёску, цветные контактные линзы…

— И заколочку. На чёлку.

— Господи, Боже мой. И заколочку. Прости, забыл.

Кофточку мы купили.

Модную, стильную, молодёжную.

Рукавчики фонариками, сисек не видно.

Сумку спиздили у моей сестры, так дешевле.

Туфли не купили. Не подобрали, блять.

А погода опять испортилась… Холодно мне будет, в кофточке этой.

В шесть придёт с работы кормилец.

Идём покупать новую кофточку.

Новые бусики.

Новые туфельки.

Новую заколочку.

Всё надо купить до завтра.

Ведь завтра он меня непременно бросит.

А виноват будет ШЫРВИНТЪ И ЕГО ПРЕЗЕНТАЦЫЯ!!!

Пишите письма

21-05-2008

Однажды я задумалась. Что, само по себе, уже смешно.

А ведь когда-то, сравнительно совсем недавно, Интернета у нас не было. Пятнадцать лет назад — точно. Компы, правда, были. Железобетонные такие хуёвины с мониторами АйБиЭм, которые практически осязаемо источали СВЧ лучи, и прочую радиацию, рядом с которыми дохли мухи и лысели ангорские хомячки. Но у меня, например, даже такой роскоши не было. Зато было жгучее желание познакомицца с красивым мальчиком. Он мне прямо-таки мерещился постоянно, мальчик этот. В моих детских фантазиях абстрактный красивый мальчик Лиды Раевской был высок, брюнетист, смугл, и непременно голубоглаз. Желательно было, чтобы он ещё не выговаривал букву «р» (этот странный сексуальный фетиш сохранился у меня до сих пор), и носил джинсы-варёнки. А совсем хорошо было б, если у нас с ним ещё и размер одежды совпадал. Тогда можно было бы просить у него погонять его джинсы по субботам… В общем, желание было, и жгучее, а мальчика не было и в помине. Не считать же красивым мальчиком моего единственного на тот момент ухажёра Женю Зайкина, который походил на мою фантазию разве что джинсами? Во всём остальном Женя сильно моей фантазии уступал. И не просто уступал, а проигрывал по всем пунктам. Кроме джинсов. Наверное, только поэтому я принимала Зайкины ухаживания, которые выражались в волочении моего портфеля по всем районным лужам, и наших романтичных походах в кино за пять рублей по субботам. На мультик «Лисёнок Вук».

В девять утра. В полдень билеты стоили уже дороже, а у Зайкина в наличии всегда была только десятка. Короче, хуйня, а не красивый мальчик.

Если бы у меня тогда, в мои далёкие четырнадцать, был бы Интернет и Фотошоп — я бы через пару-тройку месяцев непременно нашла бы себе смуглого голубоглазого мучачо в варёнках, и была бы абсолютно щастлива, даже не смотря на то, что найденный мною Маугли непременно послал меня нахуй за жосткое фотошопное наебалово. Но ничего этого у меня не было. Были только Зайкин и моя фантазия. И была ещё газета «Московский Комсомолец», с ежемесячной рубрикой «Школа знакомств». Газету выписывала моя мама, а «Школу знакомств» читала я. Объявления там были какие-то странные. Типа: «Весна. Природа ожывает, и возрождаецца. И в моей душе тоже штото пытаецца родиться. Акушера мне, акушера!». Шляпа какая-то. Но, наверное, поэтому их и печатали. Подсознательно я уже догадывалась, что для того, чтобы мой крик души попал на страницы печатного издания, надо придумать что-то невероятно креативное. И я не спала ночами. Я скрипела мозгом, и выдумывала мощный креатив. Я выдавливала его из себя как тройню детей-сумоистов, и, наконец, выдавила. Это были стихи. Это были МЕГА-стихи, чо скрывать-то? И выглядели они так:

«Эй, классные ребята,

Кому нужна девчонка

Которая не курит, и не храпит во сне?

Которой без мущщины жыть очень хуевато…

Тогда найдись, мальчонка,

Что вдруг напишет мне!»

Я понимаю, что это очень странные и неподходящие стихи, особенно для читырнаццатилетней девочки, и для девяносто третьего года, но на то и расчёт был. И он оправдался.

Через месяц ко мне в комнату ворвалась недружелюбно настроенная мама, и сопроводив свой вопрос увесистой пиздюлиной, поинтересовалась:

— Ты случаем не ёбнулась, дочушка? Без какова такова мущщины тебе хуёво живёцца, а? Отвечай, позорище нашей благородной и дружной семьи!

При этом она тыкала в моё лицо «Московским Комсомольцем», и я возрадовалась:

— Ты хочешь сказать, моё объявление напечатали в газете?! НАПЕЧАТАЛИ В ГАЗЕТЕ??!!

— Да!!! — Тоже завопила мама, и ещё раз больно стукнула меня свёрнутой в трубочку свежей прессой. — Хорошо, что ты не додумалась фамилию свою указать, и адрес домашний, интердевочка сраная! Хоспадя, позор-то какой…

Мама ещё долго обзывалась, и тыкала меня носом в моё объявление, как обосравшегося пекинеса, а мне было всё равно. Ведь мой нерукотворный стих напечатали в ГАЗЕТЕ! И даже заменили слово «хуевато» на «хреновато». И это главное. А мама… Что мама? Неприятность эту мы пирижывём (с)

…Через две недели я, с мамой вместе, отправилась в редакцию газеты «Московский Комсомолец», чтоб забрать отзывы на мой крик душы. Мне был необходим мамин паспорт, а маме было необходимо посмотреть, чо мне там написали озабоченные мущины. На том и порешыли.

Из здания редакцыи я вышла, прижимая к груди пачку писем. Мы с мамой тут же сели на лавочку в какой-то подворотне, и пересчитали конверты. Их было тридцать восемь штуг.

— Наверняка, это старики-извращенцы. — Бубнила мама, глядя, как я зубами вскрываю письма. — Вот увидиш. Щас они тебе будут предлагать приехать к ним в гости, и посмотреть на жывую обезьянку. А ты ж, дура, и поведёшся! Дай сюда эту развратную писульку!

— А вот фигу! — Я ловко увернулась от маминых заботливых рук, и вскрыла первый конверт.