Сборник рассказов
Шрифт:
Так и знал, что чмо родицца. Хорошо, что хоть не лает…
Вылетаю в понедельник, буду бить Пермандалидзе»
Получил Вован депешу, и пошёл к блядям ебацца,
Там подружкам-пидораскам рассказал про заморочки.
Те смекнули, как им можно щас насрать своей подруге,
И давай ебать Вована, заливая в него брагу.
И когда Вован забылся сном тревожным над толканом,
Спиздили они депешу, да другую написали:
«Закатай их, Вова, в бочку, не в
Да швырни в Москву-канаву, пусть поплавают немного!»
Утром Вова проблевался, похмелился «Жигулёвским»,
Письмецо из жопы вынул, прочитал, сблевнул повторно,
И поехал к молдаванам за цементом и за бочкой,
Чтобы суд свершить над бабой по приказу Харитона.
…Через час в Москву-канаву, с Крымского моста большого,
Бочку скинули с цементом, с бабой и с новорождённым.
Бочка булькнула красиво, и ушла под воду камнем,
Унося с собою крики: «Чтоб вы сдохли, пидорасы!»
С той поры прошло три года, Харитоныч вырос в бочке,
Хуй стоял как столб фонарный — хуле: жрать цемент три года…
«Разъебу!» — кричал сынишка, колотя по бочке хуем,
Хрясь — и бочка развалилась, выпустив семью на волю.
«Нихуя себе, приплыли…» — огляделся Харитоныч,
Оттирая хуй травою от молдавского цемента.
Тут он смотрит — на пригорке бомж какой-то девку дрючит.
«Ах ты пидор неподмытый! Я сильней хочу ебаться!»
Крикнул зычно Харитоныч, доставая хуй из бочки,
И, вздрочнув, раствором аццким (пять песка, одна цемента,
Все замешано на сперме) сбил бомжа, как сербы «стеллса».
Подбежал к пелотке голой, отоварил хуем по лбу,
Чтоб ебло не срисовала, и ментам не заявила,
И давай ебать натужно он бесчувственное тело.
Натолкал за щёку девке, промеж сисек хуй подвигал,
Мощно кончил ей в подмышку, отчего она очнулась.
Подняла глаза косые, заценила хуй метровый,
Улыбнулась похотливо, обнажив четыре зуба,
Да и те — насквозь гнилые, и представилась: «Катюша»…
Папа Кати слыл в Бобруйске невъебенным олигархом,
И единственной проблемой стала дочка-потаскуха.
Чтоб пристроить своё чадо, олигарх рекламу вешал
«Кто возьмёт паскуду замуж — дам тому коттедж в Барвихе,
Мерседес почти что новый, тридцать три вагона денег,
Миллион галлонов нефти и пакеты для блевоты!»
Но никто не отзывался на такое предложенье.
Чем ввергал папашу в ярость, и в запои на недели.
Емельян же Харитоныч согласился б и без денег,
Лишь бы в Катином приданом были рот, пизда и жопа …
А уж за такие блага парень быстро расстарался,
Хуй
И папаша им на свадьбу отвалил бабла немало,
И на свадьбе очень рвался зятю хуй облобызать он
Называл его Спаситель, целовал ему ботинки,
Харитоныч соглашался, и поблёвывал в пакет.
Через год у Емельяна было всё, о чём мечтал он:
Дом в Барвихе, нефть, машина, унитазы золотые,
Жопу вытирал мехами: чернобуркой и шиншиллой,
Одного ему хотелось — встретить папу Харитона,
Емельяну мать сказала, что батяня — пёс паскудный,
И пошёл ваще он нахуй, ебанутая скотина!
Ишь, придумал развлекуху — в бочке жрать цемент три года!
И ещё блядь, уклоняясь от уплаты алиментов,
Там живёт, небось, не тужит, да ебёт бабье в сортире …
Емельян внимал старушке, грустно кушая омаров,
Ну а сам всё думы думал, как папашку повидать…
Тут оказия случилась: забрели в Бобруйск уроды,
По домам ходили, сцуки, продавали утюги, бля,
Массажёры, яйцерезки, мясорубки и жувачки,
И случайно, иль по пьяни, к Емельяну забрели…
Емельяну скучно было, он купил три массажёра,
Помассировал свой анус, и спросил у продавцов:
«Гой еси вы, пидорасы! Вы откуда к нам явились?
Год живу тут — вас не видел. Из Пердяевки, небось?»
Гости важно отвечали: «Из Москвы мы, сам ты пидор!
И работаем мы честно на московского бандита!
Мы процент ему башляем, от продажи массажёров,
И за это Харитоша, чтоб ему, бля, суке, сдохнуть,
Нам пока не запрещает ценный бизнес развивать!»
Емельян, как то услышал, массажёр сломал в анале!
Но на всякий-який случай, у гостей переспросил:
«А не тот ли Харитоша, что в две тысячи четвёртом,
Утопил в Москве-канаве бочечку с женой и сыном?»
Согласились с Емельяном продавцы хуйни китайской:
«Было дело… Говорили, что его жена-шалава,
Наебавшись с обезьяной, негритоса родила, бля!
Харитон, конечно, резкий, но сейчас он пьёт запойно:
Говорят, в кошмарах видит он мальчишку-негритёнка,
Что стучит своей залупой по отцовскому ебалу,
И ругает громко матом Харитона-пидораса…
Год-другой — в пизду сопьётся… И накроется наш бизнес…»
Емельян за эту инфу заплатил гостям по-царски:
Дал им по четыре евро, по литровой банке нефти,
Два хвоста от чернобурки, и послал обоих нахуй.
А потом уединился, подрочил свой хуй метровый,
Как привык он делать в деццтве, когда думать было надо,