Сборник "Шерше ля фам"

Болучевский Владимир

— Алексей, — обернулся тот, протянул широкую крепкую ладонь и бросил на Гурского цепкий взгляд.

— Ты на него, Леш, так не зыркай, — глядя в стакан, негромко сказал Волков. — Саня — друг детства мой и человек хороший.

— Слезать тебе с кочерги нужно, Сергеич, — вернулся Алексей к стряпне. — Дед со дня на день вернется, говорить с ним надо. Без перегара.

— О! — со значением взглянув на Гурского, указал на Лешу пальцем Волков. — Обрати внимание — Леха Прапор. Три войны за спиной.

Очень ответственный командир. У него не забалуешь.

— Завтракать будете? — обернулся Леха к Гурскому.

— Нет, спасибо. Я уже. — Александр присел к столу.

— Я тоже сейчас не в состоянии. — Петр допил пиво и достал из-под стола еще бутылку. — Спасибо, Леш, ты оставь как есть, я потом сам.

— Короче, Сергеич, — Алексей выключил плиту, повернулся и развязал за спиной тесемки фартука, — я тут кой-чего сделал, остальная жратва в холодильнике. Который день не ешь-то?

— Да ну… — отмахнулся Волков.

— Я прослежу, Леша, не волнуйтесь, — Адашев достал сигареты.

— И это… я, в общем, полетел, — продолжил Леша, снимая фартук, — чуть погодя еще заскочу, а ты… давай, завязывай с пьянкой-то. Не дело ведь это.

— Да… — обернулся он в дверях кухни. — Ребята там тебе приветы передают.

— Ага, — кивнул Волков. — Аналогично и им.

— А на тачке твоей я пока езжу. Осип хотел взять, я не дал. Засрет он ее всю, пока ты вернешься, неделю потом отмывать. И пепельницы он никогда не вытряхивает.

— А что у тебя с рукой? — указал бутылкой Волков.

— Это? — Алексей взглянул на свою опухшую левую кисть каким-то задумчивым и несколько удивленным взглядом. — Это меня беложопик тяпнул.

— Кто? — не понял Петр.

— Шмель такой, с белым хвостиком. Мы их в детстве голыми руками ловили, и они не кусались. А теперь кусаются. Все с ума посходили. Ладно… пошел я, короче.

— Давай. Сань, проводи его, а? Гурский поднялся, вышел в переднюю, проводил Алексея и запер за. Ним дверь.

— Андрей Иваныч! — крикнул из кухни Волков. — Ты там где?

— Да здесь я, — приглаживая бороду, вошел на кухню Андрей, — где мне, собственно, быть-то?

— Давай-ка по пивку, там коробка под столом.

— Ага… это с удовольствием. Саша, ты про телегонию выяснил?

— Херня это все. Человек не кенгуру.

— Сла-ава Тебе, Господи… — облегченно вздохнул Андрей Иваныч и наклонился за бутылкой пива.

— Сейчас, Сань, мозги немножко на место встанут, — Петр посмотрел на Гурского, — и поговорим. Был ты вчера у сестренки-то?

— И у одной, и у другой, — Александр закурил сигарету.

— Иди ты? И они обе тебя приняли?

— И беседовали весьма охотно. И коньяком угощали. Что одна, что другая. Только у старшей бодяга какая-то «левая», а у младшей ничего.

— И

тебя, значит, тоже коньяком потчевала? А эксцессов потом не было?

— Я все ждал, надеялся, но… не выгорело.

— Нет, выходит дело, желания на тебя «компру» лепить.

— А куда эту «компру» потом девать? Ее же даже менты засмеют, если она к ним сунется, а мы им еще и твою кассету присовокупим, до кучи. Кто ж поверит, что ее чуть не по два раза на неделе изнасиловать пытаются, а она все это дело на пленку пишет. Она не дура.

— Кто?

— Ну, в смысле обе они. — Гурский потер ладонью лоб. — Какое-то странное ощущение меня преследует, но… ухватить никак не могу.

— А в чем дело?

— Сам не пойму. — Александр сделал затяжку и задумчиво стряхнул с сигареты пепел. — Ускользает.

— А ты изложи вслух, помогает. Новое узнал что-нибудь?

— Как сказать… в общем, нет. Все, что ты мне рассказывал, я от них и услышал. Сидели они в тот вечер в «Фортеции», вчетвером. Ты говоришь, старшая набулдыкалась?

— Ну… мне Игорек этот, Дугин так сказал. А потом они с младшей разругались.

— Ну да. Младшая-то не пьет.

— Да?

— Говорит, что не пьет. И не курит. Похоже, правду говорит, чего ей врать-то? Могли и поэтому разругаться. Двойняшки очень ревностно друг к другу относятся. Одна напилась, а другой за нее как за саму себя стыдно. Как будто это она сама ведет себя по-свински.

— Кстати! — подал голос Андрей Ива-ныч. — Если кому интересно, то я мог бы сообщить любопытный факт касаемый… как бы это сказать… короче, типа близняшек.

— Докладывай, — кивнул Волков.

— Вот вы же не знаете, и вообще мало кто знает, но тем не менее существует исторический факт, который описан в специальной литературе. Дело в том, что один из Сиамских близнецов, ну, тех самых, которые собственно сиамские, они из Сиама родом, это потом всех подобных так называть стали, так он…

— Короче можешь? — взглянул на него Волков.

— Я многое могу. Практически все. Так вот, если угодно «короче», буквально в двух словах, то история такая: один из этих близнецов был убежденный трезвенник, а другой, как это ни смешно — горький пьяница.

— Да? — взглянул на него Петр.

— Да. А система кровообращения-то у них общая. Типа — один поел, оба покакали.

— Да-а? — удивилась Вероника.

— Натюрлих, мамзель. Представляете? Пьяница хлебал каждый день, а другой ему морали читал, неуклонно, тем не менее, при этом пьянея. И это еще ладно, это полбеды, но ведь у него же на следующий день еще и похмелье чудовищное, а? Каково? И это не брамши ни капли в рот! А?! О!!! Вот это история так история, а вы тут говорите… — Андрей налил в стакан пиво.