Сборник стихотворений 1836 г.

Бенедиктов Владимир Григорьевич

Озеро

Я помню приволье широких дубрав; Я помню край дики. Там в годы забав, Невинной беспечности полный, Я видел – синелась, шумела вода, — Далеко, далеко, не знаю куда, Катились все волны да волны. Я отроком часто на бреге стоял, Без мысли, но с чувством на влагу взирал, И всплески мне ноги лобзали. В дали бесконечной виднелись леса Туда не хотелось: у них небеса На самых вершинах лежали. С детских лет я полюбил Пенистую влагу, Я, играя в ней, растил Волю и отвагу. В полдень, с брега ниспустясь, В резвости свободной Обнимался я не раз С нимфою подводной; Сладко было с ней играть, И с волною чистой Встретясь, грудью расшибать Гребень серебристой. Было весело потом Мчатся под водою, Гордо действуя веслом Детскою рукою, И закинув с челнока Уду роковую, Приманить на червяка Рыбку молодую. Как я боялся и вместе любил, когда вдруг налеты неведомых сил Могучую влагу сердили, И вздутые в бешенстве яром валы Ровесницы мира – кудрявой скалы Чело недоступное мыли! Пловец

ослабелый рулем не водил — Пред ним разверзался ряд зыбких могил — Волна погребальная выла… При проблесках молний, под гулом громов Свершалася свадьба озерных духов: Так темная чернь говорила. Помню – под роскошной мглой Все покой вкушало; Сладкой свежестью ночной Озеро дышало. Стройно двигалась ладья; Средь родного круга В нем сидела близ меня Шалостей подруга — Милый ангел детских лет; Я смотрел ей в очи; С весел брызгал чудный свет Через дымку ночи; В ясных, зеркальных зыбях Небо отражалось; На разнеженных водах Звездочка качалась; И к Адели на плечо Жадно вдруг припал я. Сердцу стало горячо, От чего – не знал я. Жар лицо мое зажег И – не смейтесь, люди! — У ребенка чудный вздох Вырвался из груди. Забуду ль ваш вольный, стремительный бег, Вы, полные силы и полные нег, Разгульные шумные воды? Забуду ль тот берег, где, дик и суров, Певал заунывно певец – рыболов На лоне безлюдной природы? Нет, врезалось, озеро, в память ты мне! В твоей благодатной, святой тишине, В твоем бушеваньи угрюмом — Душа научилась кипеть и любить, И ныне летела бы ропот свой слить С твоим упоительным шумом!

Моей звездочке

Путеводною звездою Над пучиной бытия И ты сияешь предо мною, Дева светлая моя. О, святи мне, друг небесный! Сердца звездочка, блести! И ко мне, в мой мир безвестный, Тихим ангелом слети! Перед чернию земною Для чего твой блеск открыт? Я поставлю пред тобою Вдохновенья твердый щит, Да язвительные люди Не дохнут чумой страстей на кристалл прозрачной груди, На эмаль твоих очей. Нет, все блещешь ты беспечно; Ты не клонишься ко мне. О, сияй, сияй же вечно В недоступной вышине! Будь небесною звездою, Непорочностью сребрись, И катяся предо мною, В чуждый мир не закатись! Нет! звезда, в морозе света Ярким пламенем мечты

Бранная красавица

Она чиста, она светла И убрана серебром и златом: Она душе моей мила, Она дружна со мной, как с братом Она стыдится наготы, Пока всё дремлет в сладком мире; — Тогда царица красоты В своей скрывается порфире, Свой острый взор, блестящий вид И стан свой выгнутый таит. Но лишь промчится вихорь брани, Она является нагой, Объята воина рукой, И блещет, будто роковой Огонь в юпитеровой длани. Она к сердцам находит путь И, хоть лобзает без желанья, Но с болью проникают в грудь Её жестокие лобзанья. Когда нага – она грозит, Она блестит, она разит; Но гром военный утихает — И утомлённая рука Её покровом облекает, И вот она – тиха, кротка, И сбоку друга отдыхает.

Облака

Ветра прихотям послушной, Разряженный, как на пир, Как пригож в стране воздушной Облаков летучий мир! Клубятся дымчатые груды, Восходят, стелются, растут, И, женской полные причуды, Роскошно тёмны кудри вьют. Привольно в очерках их странных Играть мечтами. Там взор найдёт Эфирной армии полёт На грозный бой в нарядах бранных, Или, в венках, красот туманных Неуловимый хоровод. Вот, облаков покинув круг волнистой, Нахмурилось одно – и отошло; В его груди черно и тяжело, А верх горит в опушке золотистой; Как царь оно глядит на лик земной: Чело в венце, а грудь полна тоской. Вот – ширится и крыльями густыми Объемлет дол, – и слёзы потекли В обитель слёз, на яблоко земли, А между тем кудрями золотыми С его хребта воздушно понеслись Янтарные, живые кольца в высь. Всё мрачное мраку, а фебово Фебу! Всё дольное долу, небесное небу! Снова ясно; вся блистая, Знаменуя вечный пир, Чаша неба голубая Опрокинута на мир. Разлетаюсь вольным взглядом: Облака, ваш круг исчез! Только там вы мелким стадом Мчитесь в темени небес. Тех высот не сыщут бури; Агнцам неба суждено Там рассыпать по лазури Белокурое руно; Там роскошна пажить ваша; Дивной сладости полна, Вам лазуревая чаша Открывается до дна. Тщетно вас слежу очами: Вас уж нет в моих очах! Лёгкой думой вместе с вами Я теряюсь в небесах.

Сознание

Когда чело твоё покрыто Раздумья тенью, красота, — Тогда земное мной забыто, Тогда любовь моя свята. Когда ж веселья в общем шуме Ты бурно резвишься и думе, Спокойной думе места нет, Когда твой взор блестит томленьем, А перси пышут обольщеньем, Тогда я – прах, а не поэт. Тогда в душе моей смятенной Я жажду страшную таю; Смотрю, как демон воплощённой, На резвость детскую твою. Казни ж, карай меня, о дева, Дыханьем ангельского гнева! Твоих проклятий стою я… Но нет, не знаешь ты проклятий! Так, гневная, сожги ж меня В живом огне своих объятий; Палящий жар мне в очи вдуй, И, несмотря на страстный трепет, В уста, сквозь их мятежный лепет. Вонзи смертельный поцелуй!

Степь

«Мчись, мой конь, мчись, мой конь, молодой, огневой! Жизни вялой мы сбросили цепи. Ты от дев городских друга к деве степной Выноси чрез родимые степи!» Конь кипучий бежит; бег и ровен и скор; Быстрина седоку неприметна! Тщетно хочет его упереться там взор. Степь нагая кругом беспредметна. Там над шапкой его только солнце горит, Небо душной лежит пеленою; А вокруг – полный круг горизонта открыт, И целуется небо с землёю! И

из круга туда, поцелуи любя Он торопит летучего друга… Друг летит, он летит; – а всё видит себя Посредине заветного круга. Краткий миг – ему час, длинный час – ему миг: Нечем всаднику время заметить; Из груди у него вырвался клик, — Но и эхо не может ответить. «Ты несёшься ль, мой конь, иль на месте стоишь?» Конь молчит – и летит в бесконечность! Безграничная даль, безответная тишь Отражают, как в зеркале, вечность. «Там она ждёт меня! Там очей моих свет!» Пламя чувства в груди пробежало; Он у сердца спросил: «Я несусь или нет?» «Ты несёшься!» – оно отвечало. Но и в сердце обман. «Я лечу, как огонь, Обниму тебя скоро, невеста». Юный всадник мечтал, а измученный конь Уж стоял – и не трогался с места.

Напоминание

Нина, помнишь ли мгновенья, Как певец усердный твой, Весь исполненный волненья, Очарованный тобой, В шумной зале и в гостиной Взор твой естественно-невинной Взором огненным ловил, Иль мечтательно к окошку Прислонясь, летунью-ножку Тайной думою следил, Иль, влеком мечтою сладкой, В шуме общества, украдкой, Вслед за Ниною своей От людей бежал к безлюдью С переполненною грудью, С острым пламенем речей; Как вносил я в вихрь круженья Пред завистливой толпой Стан твой, полный обольщенья, На ладони огневой, И рука моя лениво Отделялась от огней Бесконечно – прихотливой Дивной талии твоей; И когда ты утомлялась И садилась отдохнуть, Океаном мне явилась Негой зыблемая грудь, — И на этом океане, В пене вечной белизны, Через дымку, как в тумане, Рисовались две волны. То угрюм, то бурно – весел, Я стоял у пышных кресел, Где покоилася ты, И прерывистою речью, К твоему склонясь заплечью, Поливал мои мечты; Ты внимала мне приветно. А шалун главы твоей — Русый локон незаметно По щеке скользил моей… Нина, помнишь те мгновенья, Или времени поток В море хладного забвенья Все заветное увлек?

Скорбь поэта

Нет, разгадав удел певца, Не назовешь его блаженным; Сиянье хвального венца Бывает тяжко вдохновенным. Видал ли ты, как в лютый час, Во мгле душевного ненастья, Тоской затворной истомясь, Людского ищет он участья? Движенья сердца своего Он хочет разделить с сердцами, — И скорбь высокая его Исходит звучными волнами, И люди слушают певца, Гремят их клики восхищенья, Но песни горестной значенья Не постигают их сердца. Он им поет свои утраты, И пламенем сердечных мук, Он, их могуществом объятый, Одушевляет каждый звук, — И слез их, слез горячих просит, Но этих слез он не исторг, А вот – толпа ему подносит Свой замороженный восторг.

Буря и тишь

Оделося море в свой гневный огонь И волны, как страсти кипучие, катит, Вздымается, бьется, как бешенный конь, И кается, гривой до неба дохватит; И вот, – опоясавшись молний мечом, Взвилось, закрутилось, взлетело смерчом; Но небес не достиг столб, огнями обвитой, И упал с диким воплем громадой разбитой. Стихнул рокот непогоды, Тишины незримый дух Спеленал морские воды, И, как ложа мягкий пух, Зыбь легла легко и ровно, Без следа протекших бурь, — И поникла в ней любовно Неба ясная лазурь Так смертный надменный, земным недовольный, Из темного мира, из сени юдольной Стремится всей бурей ума своего Допрашивать небо о тайнах его; Но в полете измучив мятежные крылья, Упадает воитель во прах от бессилья. Стихло дум его волненье, Впало сердце в умиленье, И его смиренный путь Светом райским золотится; Небо сходит и ложится В успокоенную грудь.

К очаровательнице

Волшебница! Я жизнью был доволен Проникнут весь душевной полнотой, Когда стоял, задумчив, безголосен, Любуясь, упиваяся тобой. Среди толпы, к вещественности жадной, Я близ тебя твой образ ненаглядный Венцом мечты чистейшей окружал; Душа моя земное отвергала, И грудь моя все небо обнимала, И я в груди вселенную сжимал. Когда ко мне со взором благосклонным Ты обращала искреннюю речь, Боялся я божественные тоны Движением, дыханьем пересечь. Уже дала ты моего ответа, А я стоял недвижный и немой; — Казалось мне – исполненный привета Еще звучал небесный голос твой. Когда ты струны арфы оживляла, А я внимал, утаивая дух, — Ты расплавляла мой железный слух, Ты мучила, ты сердце надрывала; Но сладостей прекрасных этих мук Я не знавал, я ведать их не чаял… Я каждым нервом вторил каждый звук, Я трепетал, я нежился, я таял! Когда же ты воздушною царицей Средь пестрых пар танцующих гостей Со мной неслась, на яхонты очей Слегка склонив пушистые ресницы, Когда тебя в летучем танце мча, Я был палим огнем прикосновенья, Когда твоя косынка средь волненья Роскошно отделялась от плеча, Когда в твоем эфирном, гибком стане Я утоплял горящую ладонь, — Казалось мне, что в радужном тумане Я обнимал заоблачный огонь. Я был вдали. Кругом меня всечасно Мне виделся воинственный разгул; Но образ твой, как лик денницы ясной, — Среди тревог в забвеньи не тронул. При звуках труб с мечтой женолюбивой Я мысль мою о славе сопрягал; На пир вражды летел душой ревнивой И мир любви в душе благословлял. Повсюду – твой! Тяжелой жизни опыт Меня мечтать нигде не разучил; Военный гром во мне не заглушил Таинственный, волшебный сердца шопот. Как часто нам, при сталкиваньи чаш, В кругу друзей, в своем весельи диком Мой сумрачный соломенный шалаш Я оглашал любви заздравным кликом! Иль на часок лукаво заманив Бивачную, кочующую музу, Пел дружества веселому союзу Святой любви торжественный порыв! Я тот же все. Судьбы в железных лапах Затиснутый, среди ее обид, Я полн тобой: цветка сладчайший запах И скованного узника свежит. Ты предо мной. С таинственной улыбкой Порою ты взираешь на меня, И счастлив я – хоть, может быть, ошибкой, Пленительным обманом счастлив я. Пусть обманусь надеждою земною: Есть лучший мир за жизненным концом — Он будет наш; – тем вечности кольцом Я обручусь, прекрасная, с тобою!