Сборник.Том 2
Шрифт:
Она положила руки на гладкую поверхность пьедестала, глядя куда-то в пространство. Все десять пальцев напряженно застыли в ожидании.
Вот один палец шевельнулся, описал полукруг над плоскостью. В воздухе зажглась ярко-желтая линия. Палец отступил на дюйм, и цвет стал чуть менее насыщенным.
— Вот так, пожалуй, — прикинула Глэдия. — Сила, которая не давит.
— Иосафат! — сказал Бейли.
— Вы не обиделись? — Она вскинула обе руки, и желтый зигзаг словно обрел объём и устойчивость.
—
— Трудно объяснить, — задумчиво сказала Глэдия, — тем более что я сама не очень-то понимаю. Говорят, это разновидность оптического обмана. Устанавливаются силовые поля на разных уровнях энергии. Они, собственно, представляют собой экструзию гиперпространства и не обладают свойствами обычного пространства. Человеческий глаз видит различные оттенки света в зависимости от уровня энергии. Цвета и оттенки возникают от тепла моих пальцев, воздействующего на определённые точки пьедестала. Внутри каждого пьедестала размещены чувствительные элементы.
— А если я приложу палец? — Бейли шагнул вперёд, и Глэдия посторонилась. Он с опаской приложил палец к пьедесталу и ощутил легкий толчок.
— Смелей, Элайдж. Поднимите палец.
Бейли послушался, и в воздухе, затемнив желтую линию, вырос грязно-серый световой зубец. Бейли резко отдёрнул палец, и Глэдия засмеялась, но тут же подавила смех.
— Напрасно я смеюсь. Это очень трудно, даже для тех, кто долго обучался. — Она сделала быстрое движение рукой, которого Бейли не уловил; созданный им кошмар исчез, а желтая световая фигура восстановилась в прежней чистоте.
— А вы как научились?
— Просто пробовала — снова и снова. Знаете, это ведь новое искусство, и только один-два человека по-настоящему умеют…
— И вы — лучшая, — провозгласил Бейли. — На Солярии все или единственные, или лучшие, или то и другое вместе.
— Ничего смешного тут нет. Многие мои работы снимаются на пленку. Я устраивала выставки. — Она вздёрнула подбородок, не скрывая гордости. — Продолжим ваш портрет. — Она снова шевельнула пальцами и создала несколько ломаных линий. Преобладающим цветом был голубой. — Такой мне видится Земля, — сказала она, прикусив губу. — Она всегда представлялась мне голубой. Все эти люди и встречи, встречи, встречи. Наше общение скорее розовое — как вам кажется?
— Иосафат, я не умею представлять себе такие вещи в цвете.
— Да? — рассеянно сказала она. — Вот вы иногда говорите «Иосафат», и это — как лиловый шарик. Как лиловая капелька, потому что срывается всегда неожиданно — кап! Вот так. — И капелька засверкала в центре композиции. — А в завершение — вот. — И Глэдия заключила фигуру в унылый, тусклый грифельно-серый куб. Узор неярко просвечивал сквозь него, будто
Бейли стало грустно, словно его самого отгородили от чего-то милого сердцу.
— Зачем вы так?
— Но это же стены вокруг вас. И внутри — то, что мешает вам выйти наружу, держит вас в четырёх стенах. Вы там, внутри — разве непонятно?
Бейли понимал, но не одобрял.
— Эти стены не такие уж крепкие, — сказал он. — Сегодня я выходил.
— Правда? И как вы себя чувствовали?
— Как вы при встрече со мной, — Бейли не упустил случая уколоть. — Неприятно, но терпеть можно.
— А вы не хотите выйти сейчас? Погулять со мной?
Бейли чуть было не выпалил: «Иосафат, нет».
— Я ещё ни разу не гуляла с живым человеком. Ещё светло, и погода хорошая.
Бейли посмотрел на свой портрет.
— А если я пойду, вы уберёте это серое?
— Посмотрим на ваше поведение, — улыбнулась она.
И портрет остался в комнате, продолжая держать пленную душу Бейли в серых стенах Города.
Бейли вздрогнул. Его коснулся ветерок, в котором была прохлада.
— Замёрзли? — спросила Глэдия.
— Раньше так не было.
— Близится вечер, но ведь пока не холодно. Хотите одеться потеплее? Робот принесет пальто.
— Нет, не надо. — Они пошли вперёд по узкой мощеной дорожке. — Это здесь вы гуляли с доктором Либичем?
— О нет. Мы с ним гуляли в полях, где лишь изредка встречаются одинокие роботы и можно слушать природу. Сейчас мы будем держаться поближе к дому, на всякий случай.
— На случай чего?
— Вдруг вы захотите вернуться.
— Или вам надоест моё общество.
— Оно меня не беспокоит, — нервно сказала Глэдия.
Вверху тихо шелестела листва, всё кругом заливали желтизна и зелень. Слышались чьи-то тонкие резкие крики, жужжание, и всюду были тени.
Тени особенно занимали Бейли. Одна упала прямо перед ним, точь-в-точь как человек, и принялась жутко подергиваться в такт его шагам, словно передразнивая. Бейли, конечно, слышал о тенях и знал, что это такое, но в ровном, рассеянном свете Городов как-то никогда их не наблюдал.
Он знал, что позади светит солярианское солнце. Он избегал смотреть на него, но знал, что оно там.
Пространство было огромным, пустынным, но Бейли почувствовал, что его тянет туда. Он представил себе, как идёт по планете, а вокруг — простор на тысячи миль и световых лет.
Почему мысль об одиночестве так привлекала его? Он не стремился к одиночеству. Ему хотелось на Землю, в тепло и многолюдие Городов.
Но образ Города ускользал от него. Он рисовал себе Нью- Йорк, шум и толпу, но видел мысленным взором тихую, веющую прохладой Солярию.