Сборник.Том 2
Шрифт:
Она вздохнула.
— На Авроре секс, дозволенный и доступный, как вода, не имеет ничего общего с любовью. Не более чем запретный и постыдный секс имеет отношение к ней на Солярии. И там, и тут детей мало и рождение их требует официальной санкции. А когда санкция получена, следует интерлюдия секса, назначение которого — зачатие, и больше ничего. Секса скучного и тягостного. А если через положенный срок выясняется, что зачатия не произошло, мало кто согласен на повторение, и приходится прибегать к искусственному осеменению. Со временем здесь, как и на Солярии, победа останется за эктогенезисом — оплодотворение и развитие эмбриона будут происходить в генотариях, а секс
И во время всего этого, — продолжала она после паузы, — доктор Фастольф был моим другом. Он один на Авроре знал всё, что произошло на Солярии. То есть так мне кажется. Вы же знаете, что достоянием гласности случившееся стало не целиком, и, уж во всяком случае, настоящая наша история осталась за пределами этой ужасной гиперволновой программы, о которой я слышала. Смотреть её я отказалась. Доктор Фастольф ограждал меня от отсутствия понимания у аврорианцев, от презрения, которое они питают ко всем солярианам. Он ограждал меня и от отчаяния, которое мной овладело. Нет, мы не были любовниками. Я бы предложила себя, но к тому времени, когда у меня мелькнула эта мысль, я уже не верила, что чувство, которое вызвали у меня вы, Элайдж, когда-нибудь повторится. Я решила, что, возможно, память сыграла со мной шутку, и сдалась. Я не предложила себя. И он не предложил. Не знаю почему. Возможно, он понял, что моё отчаяние было порождением моей неудачи найти в сексе что-то мне нужное, и не хотел усугубить его ещё одной неудачей. Типичная его доброта — поберечь меня таким образом. Вот мы и не стали любовниками. Он просто был моим другом, когда я нуждалась в друге особенно сильно. Ну вот, Элайдж, полный ответ на заданные вами вопросы. Вы хотели узнать о моих отношениях с доктором Фастольфом, сказали, что вам необходима информация. Вот она. Вы удовлетворены?
Бейли попытался скрыть свою тоску.
— Мне очень жаль, Глэдия, что жизнь была так к вам жестока. Вы дали мне всю необходимую информацию. И дали много больше информации, чем, наверное, вам кажется.
— Каким образом? — Глэдия нахмурилась.
Бейли не ответил на её вопрос, а сказал:
— Глэдия, я рад, что воспоминание обо мне так много, для вас значило. На Солярии мне ни на секунду не приходило в голову, что я произвожу на вас такое впечатление, а если бы и пришло, я бы не… ну, вы понимаете.
— Да, Элайдж, — сказала она мягче. — И попытайся вы, ничего не было бы. Я бы не могла.
— Я знаю. И не считаю приглашением то, что вы мне сейчас сказали. Одно прикосновение, один миг сексуального прозрения — вот и всё. Вполне вероятно, что он неповторим, и не следует его портить, глупо пытаясь воскресить пережитое один раз. Вот почему я сейчас… не предлагаю себя. Не надо истолковывать это как ещё одну вашу неудачу. А кроме того…
— Что?
— Вы, как я упомянул, сказали мне, пожалуй, много больше, чем собирались. Вы
— Почему вы так решили?
— Рассказывая мне о чувстве, которое вызвало у вас прикосновение к моей щеке, вы сказали примерно так: «Много позже, узнав его, я поняла, что почти испытала оргазм». А затем вы сообщили, что секс с аврорианцами неизменно бывал неудачным, и, полагаю, оргазма вы не испытали. А испытать его, Глэдия, вы были должны, иначе как бы вы узнали ощущение, охватившее вас тогда на Солярии? Вспомнить и распознать, что это было, вы могли, только если всё-таки научились любить. Иными словами, у вас был любовник, и вы познали любовь. Если доктор Фастольф не ваш любовник и никогда им не был, из этого следует, что кто-то другой — ваш любовник… или был им.
— А если и так? Почему вы считаете, что это вас касается, Элайдж?
— Я не знаю, Глэдия, касается или нет. Скажите мне, кто он, и, если выяснится, что это правда не моё дело, на том оно и кончится.
Глэдия промолчала.
— Если вы мне не скажете, Глэдия, я должен буду сам вам сказать. Я ведь предупредил вас, что в моём положении не могу щадить ваши чувства.
Глэдия только крепче сжала губы — так, что их уголки побелели.
— Кто-то был, Глэдия, а вы необычайно тяжело переживаете потерю Джендера. Вы отослали Дэниела, потому что у вас не было сил смотреть на него — настолько его лицо напоминало вам о Джендере. Если я ошибаюсь, сделав вывод, что Джендер Пэнелл был… — Он помолчал, а потом сказал резко: — Если робот Джендер Пэнелл не был вашим любовником, отрицайте это.
И Глэдия прошептала:
— Джендер Пэнелл, робот, не был моим любовником. — Повысив голос, она договорила твёрдо: — Он был моим мужем.
25
Губы Бейли беззвучно шевельнулись, но восклицание всё равно как будто прозвучало. Все четыре слога.
— Да, — сказала Глэдия. — Иосафат! Вы потрясены. Почему? Вы не одобряете?
— Не моё дело одобрять или не одобрять, — глухо ответил Бейли.
— То есть вы не одобряете.
— То есть мне нужна только информация. Как на Авроре различают любовников и мужей?
— Если двое людей живут в одном доме какое-то время, они могут упоминать друг друга как «жену» или «мужа», а не как «любовницу» или «любовника».
— Но какое время?
— В разных регионах оно разное в зависимости от местных обычаев. Здесь, в городе Эос, оно равно трем месяцам.
— И в течение этого времени не полагается иметь половых отношений с другими?
Глэдия удивлённо подняла брови:
— С какой стати?
— Я просто спросил.
— Избирательность на Авроре противопоказана. Муж, любовник — разницы нет никакой. Сексом занимаются по желанию.
— А у вас бывало такое желание, пока вы держались Джендера?
— Вообще-то нет, но так хотела я сама.
— Но другие предлагали себя?
— Иногда.
— И вы отказывали?
— Я всегда вправе отказать, это один из аспектов неизбира- тельности.
— Но вы отказывали?
— Да.
— А те, кому вы отказывали, знали причину?
— Не понимаю.
— Они знали, что у вас есть муж-робот?
— У меня был муж! Не называйте его «муж-робот». Такого выражения не существует.
— Они знали?
— Не имею представления, — ответила она после паузы.
— Вы им не говорили?
— Зачем?
— Не отвечайте вопросом на вопрос. Вы им говорили?
— Нет.
— Но как вы могли этого избежать? Вам не кажется, что объяснить причину своего отказа было бы естественнее?