Сборник.Том 7
Шрифт:
— Но, директор, зачем им было затевать всё это? Из одной только беспричинной ненависти?
— Не беспричинной. Пусть гибнет Солнечная система со всеми её многочисленными неёвро. А человечество всё начнет заново, руками одних евро. Ну? Что вы об этом думаете?
— Немыслимо… невозможно, — качнул головой Фишер.
— А почему тогда нас не предупредили?
— Что, если поначалу им самим не было известно о движении этой звезды?
— Немыслимо, невозможно, — с иронией возразил Танаяма. — Нет и не может быть другой причины — только желание
Глава 13
КУПОЛ
22
Эугения Инсигна выслушала дочь и недоверчиво усмехнулась. Одно из двух: либо девчонка не в своем уме, либо ей послышалось.
— Что ты сказала, Марлена? Меня посылают на Эритро?
— Я попросила комиссара Питта, и он согласился всё устроить.
Инсигна с недоумением взглянула на дочь.
— Но почему?
Начиная раздражаться, Марлена ответила:
— Ты ведь сама сказала, что хотела бы провести точные астрономические наблюдения, а на Роторе это невозможно. Теперь можешь сделать их на Эритро. Но я уже вижу — ты ждёшь другого ответа.
— Правильно. Я хотела бы знать, почему комиссар Питт вдруг взялся за это. Я ведь неоднократно просилась туда, и всякий раз он отказывал. Ведь он никого не отпускал, кроме нескольких специалистов.
— Я просто изложила ему это дело иначе. — Марлена чуть помедлила. — Я сказала ему, что он может таким образом избавиться от тебя, — и он использовал эту возможность.
У Инсигны перехватило дыхание, и она закашлялась до слез. Наконец, переведя дух, она спросила:
— Как ты могла сказать такое?
— Потому что это правда, мама. Иначе я не стала бы этого говорить. Я слышала, что он тебе говорил, я слышала, что ты говорила о нём. Всё яснее ясного. По-моему, и ты это видишь. Ты его раздражаешь, и он не хочет ни видеть тебя, ни думать о тебе. Ты сама это знаешь.
Инсигна поджала губы.
— Знаешь что, дорогая, отныне я все свои тайны сразу буду поверять тебе. Это нелегко, но всё же лучше, чем позволять тебе копаться во мне.
Марлена опустила глаза.
— Извини, мама.
— Но я всё-таки не понимаю. Конечно, тебе не пришлось объяснять ему, что я его раздражаю. Он это и так знает. Но почему он раньше не разрешал мне отправиться на Эритро, когда я просила его об этом?
— Потому что он не желает иметь дело с Эритро и неприязнь к этому миру перевешивает нежелание видеть тебя. Но ты полетишь туда не одна. Мы полетим вместе. Ты и я.
Инсигна подалась вперёд и уперлась ладонями в стол, разделявший их.
— Нет, Молли… Марлена. Эритро — место не для тебя. И я лечу туда не навсегда. Закончу измерения и вернусь, а ты будешь ждать меня здесь.
— Я не боюсь её, мама. Неужели не ясно, что он отпускает тебя лишь потому, что заодно хочет избавиться и от меня? Поэтому-то он и согласился. Понимаешь?
Инсигна нахмурилась.
— Не понимаю, в самом
— Когда я сказала ему, что знаю о его неприязни к нам обеим, лицо его застыло — ты знаешь, как он умеет стереть с него всякое выражение. Он знал, что я понимаю жесты и всё такое прочее, и не захотел, чтобы я прочла его мысли. Но и отсутствие всякого выражения говорит мне о многом. Видишь ли, невозможно сделать лицо абсолютно непроницаемым. Человек сам не замечает, как у него бегают глаза.
— Короче говоря, ты поняла, что он хочет отделаться и от тебя?
— Хуже — я поняла, что он боится меня.
— Почему же он тебя боится?
— Потому что не хочет, чтобы я узнала то, что он хотел бы скрыть. — Марлена вздохнула и добавила: — На меня всегда сердятся за это.
Инсигна кивнула:
— И я понимаю почему. Ты заставляешь людей ощущать себя голыми — умственно, так сказать. Словно холодный ветер, пронизываешь их мозг. — Она пристально взглянула на дочь. — Иногда я тоже так себя чувствую. Теперь мне уже кажется, что ты смущала меня, когда была ещё совсем маленькой. Тогда я уверяла себя, что это потому, что ты у меня просто чрезвычайно ум…
— Так и есть, — перебила её Марлена.
— Да, конечно, но в тебе кроется нечто большее — только тогда я этого не замечала. Скажи мне, эта тема разговора тебя не смущает?
— Мы же вдвоем, мама, — осторожно произнесла Марлена.
— Хорошо, тогда объясни мне, почему, когда ты была меньше и уже знала, на что способна — что не под силу не только другим детям, но и взрослым тоже, — почему ты не пришла ко мне и не рассказала обо всём?
— Однажды я пыталась, но ты не захотела слушать. То есть ты мне ничего не сказала, но я видела, что ты занята и не желаешь тратить время на детскую болтовню.
Глаза Инсигны округлились.
— Неужели я так и сказала: «на детскую болтовню»?
— Нет, ты молчала, но смотрела и руки держала так, что всё было ясно.
— Надо было настоять и всё равно рассказать.
— Я была слишком мала, а ты всё время нервничала — из-за комиссара Питта и из-за отца.
— Ладно, не думай больше об этом. Что ещё скажешь?
— Только одно, — проговорила Марлена. — Когда комиссар Питт сказал, что согласен и мы можем отправляться на Эритро, мне почудилось, что он чего-то недоговаривает.
— И что же это было, Марлена?
— Не знаю, мама. Я же не умею читать мысли. Только внешне… да и то не всегда можно понять. Однако…
— Ну-ну?
— По-моему, он думал о чём-то неприятном, пожалуй, даже ужасном.
23
Подготовка к полёту на Эритро заняла много времени. На Роторе у Инсигны были дела, которые нельзя было бросить. Нужно было переговорить в департаменте астрономии, отдать распоряжения, назначить первого заместителя исполняющим обязанности главного астронома, наконец проконсультироваться у Питта, ставшего непривычно неразговорчивым.