Сборник
Шрифт:
Но, Джерри, есть свод заповедей и для тебя. Свод, который требует скорее веры, чем повиновения. Зовется он этикой.
Этот кодекс, этика, позволит вам выжить. Но выжить в более высоком смысле, чем твоему или моему виду или тебе самому. Суть его – в уважении к твоим предкам, к твоему прошлому. Она в изучении потока, который дал тебе жизнь, и, когда наступит время, сам породишь нечто большее.
Помоги человечеству, Джерри, оно тебе и отец, и мать – ты ведь не знаешь своих родителей. И человечество породит подобных тебе, и ты больше не будешь один.
И когда вас станет много, твоя этика сделается их моралью. А когда их мораль перестанет удовлетворять потребностям их вида, ты сам или другое этическое существо создаст новый кодекс, который протянется еще дальше вдоль основного потока, с почтением к тебе, с почтением к тем, кто породил их, начиная с того дикаря, чье сердце возликовало, увидев звезду, и преобразило его.
Я был чудовищем, но я познал законы нравственности. Ты тоже чудовище. И дело лишь за твоим решением.
Джерри пошевелился. Гип Бэрроуз замер.
Джерри застонал и слабо закашлялся. Ладонью левой руки Гип откинул назад вялую голову. И приставил острие ножа прямо к горлу Джерри.
Тот неразборчиво забормотал. Гип проговорил:
– Не дергайся, Джерри. – Он легко надавил на нож, тот промял кожу глубже, чем этого хотел Гип: отличный нож.
Губы Джерри улыбались – их растягивали напряженные мышцы шеи. Дыхание, свистя, пробивалось сквозь напряженную псевдоулыбку.
– Что ты собираешься сделать?
– А что бы ты сделал на моем месте?
– Снял бы повязку. Я ничего не вижу.
– Все, что необходимо, ты увидишь.
– Бэрроуз, освободи меня. Я тебе не причиню вреда. Обещаю. Я ведь многому могу научить тебя, Бэрроуз.
– Убить чудовище – дело, отвечающее нормам морали, – заметил Гип. – А скажи-ка мне, Джерри: правда ли, что ты можешь прочесть все мысли человека, заглянув в его глаза?
– Отпусти меня, отпусти, – пробормотал Джерри.
Приставив нож к горлу чудовища, в недрах огромного дома, который мог стать и его домом, в доме, в котором его ждала девушка, тревогу которой за него он мог буквально пощупать пальцами, Гип Бэрроуз готовил свое этическое действо, когда повязка упала, оставив одно изумление в этих странных круглых глазах. Достаточное, куда более достаточное, чтобы прогнать всякую ненависть. Гип поболтал ножом. Заново поправил мысль, сверху донизу, с одного бока до другого, бросил нож, звякнувший о плитки пола. Удивленные глаза последовали за ним, вернулись… Радужки уже готовы были закружиться.
Гип пригнулся к нему и негромко проговорил:
– Действуй.
Не скоро Джерри вновь поднял голову и встретился с Гипом глазами.
– Привет, – проговорил Гип.
Джерри вяло поглядел на него и пробормотал:
– Убирайся ко всем чертям.
Гип не сдвинулся с места.
– Я мог бы убить тебя, – проговорил Джерри. Он открыл глаза пошире: – Мне и сейчас нетрудно это сделать.
– Ты не сделаешь этого. – Гип поднялся, нагнулся к ножу и
Джерри проговорил:
– Никто… никогда… – Он покачал головой и глубоко вздохнул. – Мне стыдно, – прошептал он. – Никто еще не заставлял меня почувствовать стыд. – Он поглядел на Гипа, и изумление вновь вернулось в его глаза. – Я знаю так много. Могу разузнать все обо всем. Но я никогда… Как тебе удалось все это обнаружить?
– Вляпался так же, как и ты сам, – ответил Гип. – Этика – не набор фактов. Это образ мышления.
– Боже, – проговорил Джерри, пряча лицо в ладонях. – Что я наделал… а что мог бы сделать.
– Что можешь сделать, – мягко поправил его Гип. – Ты уже расплатился за прежнее.
Джерри оглядел огромную стеклянную комнату и все, что стояло в ней, – массивное, дорогое, богатое.
– В самом деле?
Гип ответил, обратившись к глубинам израненной памяти:
– Вокруг тебя люди, а ты один.
Он сухо улыбнулся.
– Не подобает ли сверхчеловеку сверхголод, Джерри? И сверходиночество?
Джерри медленно кивнул головой.
– В детстве я был другим человеком… много лучшим, чем теперь.
Он поежился.
– Холодно стало.
Гип не понял, какую разновидность холода тот имеет в виду, но спрашивать не стал. Он поднялся на ноги.
– Схожу-ка лучше к Джейни. А то еще решит, что я тебя убил.
Джерри молчал, пока Гип не оказался возле двери. А потом произнес:
– Не уверен, похоже, что все-таки убил.
Гип вышел.
Джейни с близнецами сидели в крохотной прихожей. Когда Гип вошел, Джейни шевельнула головой, и близнецы исчезли.
Гип проговорил:
– Я бы хотел, чтобы и они знали.
– Говори, – отвечала Джейни, – они узнают.
Он сел возле нее. Джейни сказала:
– Так ты его не убил…
– Нет. Теперь с ним все будет в порядке, – отвечал Гип, поглядев ей в глаза. – Ему стало стыдно.
Она, словно в шаль, закуталась в мысли. Это было ожидание, отличное от того, к которому он привык, ибо, ожидая, она изучала себя, а не его.
– Вот и все, что я мог сделать. И теперь я ухожу. – Он глубоко вздохнул. – Много дел. Надо разыскать пенсионные чеки. Подыскать работу.
– Гип…
Только в такой маленькой комнатке, только в такой тишине он мог бы услышать ее голос.
– Да, Джейни.
– Не уходи.
– Я не могу остаться.
– Почему?
Задумавшись ненадолго, все просчитав, он сказал:
– Ты являешься частью вашего целого, и я не хочу быть частью от части.
Джейни проговорила:
– У Homo gestalt есть руки и голова, органы и разум. Но истинным человеком человека делает то, что он выучил на собственном опыте… что заработал. То, чего нельзя получить в раннем детстве; если человеку суждено постичь это, то лишь после долгих трудов и испытаний. А после этого оно становится частью его самого до конца дней.