Сборник

Старджон Теодор Гамильтон

Что касается других одеяний, то Чарли счел их излишними, поскольку климат был здесь, как ему показалось, тропическим. С другой стороны, большинство здешних жителей носило одежду на верхней части тела, хотя бы это была лишь нарукавная лента или что-то подобное. Чарли задумался над огромным количеством пышных нарядов в шкафу, ему на глаза попался кусок ткани темно-синего

цвета, как и тот, что он уже одел. Он вытащил его. Это было нечто вроде пальто или плаща, казавшегося тяжелым, а бывшим на самом деле легче пуха. Ему понравилось, что не только цвет тканей совпадал, но и отделка на плаще была красного цвета, как и поясная лента на его штанах. Однако, одеть плащ оказалось не так-то просто, пока Чарли не понял, что это одежда такого же кроя, что и та, которую носил Сиес, — ее нужно было носить не на плечах, а завязывать подмышками. У плаща был сзади такой же высокий стоячий воротник, который сходился спереди у горла. Пуговиц или тесьмы не было — одежда удобно улеглась вокруг тела и как будто приросла. Талия подходила совершенно, и хотя спереди ткань и не сходилась, все одеяние держалось на фигуре и не спадало. Юбка была не такая, как у Сиеса — сзади длиннее, чем спереди — а везде одинаковой, не длиннее ладони.

Внизу шкафа хранилась обувь; здесь на полочке стоял обязательный минимум — выгнутые по форме стопы туфли, причем в некоторых из них пятка не соединялась с носком, или же соединялась чем-либо видимым. Были здесь и разнообразные сандалии — плетеные с пряжками, сандалии с завязками и самоскрепляющимися лентами, мягкие и гибкие сапожки до колен, туфли с загнутыми носками, наподобие турецких, туфли на платформе, и многие другие, исключая обувь, которая могла бы стянуть или стеснить ноги. Чарли решил выбрать обувь по принципу цвета и довольно скоро нашел пару почти невесомых сапожек вроде как из замши, которая идеально гармонировала с его туалетом — синим с красной отделкой. Чарли надеялся, что сапожки подойдут ему по размеру… и они оказались совершенно подходящими. Тогда он понял, что вся обувь в шкафу должна подходить ему или вообще всем, кто бы ее ни носил.

Довольный собой, Чарли еще раз, уже без всякой надежды, потянул за нелепый черный шар, болтавшийся на голове, подошел к планкам и провел по ним рукой. С легким щелчком дверь растворилась, и вошел Филос. (Что может, он стоял все восемь часов за дверью?). На этот раз Филос был одет в широкий килт ярко-желтого цвета, такие же туфли и черное болеро, одетое как бы на спину. Но все это выглядело на нем не так уж плохо. Его выразительное смуглое лицо озарилось при виде Чарли.

— Уже одет? Отлично! — он почему-то смутился.

— Вроде все в порядке? — спросил Чарли. — Неплохо бы посмотреть в зеркало.

— Да, да, ответил Филос. — С твоего разрешения… — тут он застыл в ожидании, как будто сейчас что-то должно было произойти.

— Конечно, — ничего не оставалось ответить Чарли, и тут же у него буквально дух перехватило.

Филос сложил руки ладонями друг к другу и — исчез. Вместо него теперь стоял другой человек, одетый в синюю одежду с высоким воротником, красиво обрамлявшим его несколько вытянутое лицо, штаны плотно обтягивали его стройные ноги, небольшой фартук висел спереди, голые плечи выступали из жакета, а на ногах были красивые туфли. В довершение картины на голове раскачивался нелепый черный шар, но при этом вся фигура

не была лишена элегантности, если не считать лица, которое Чарли ничего не говорило.

— В порядке? — Фигура исчезла и вновь появился Филос.

Чарли разинул рот от удивления.

— Как ты это сделал?

— О, я забыл — ты еще не видел этого. — Филос протянул руку с кольцом ярко-синего металла на пальце. Цвет кольца был такой же, что и петля на ложке, которой Чарли ел свой завтрак. — Когда я касаюсь кольца другой рукой, появляется очень хорошее зеркало. Тут Филос вновь коснулся кольца, и перед Чарли опять появилась и исчезла фигура в синем с нелепым шаром на голове.

— Ну и чудеса! — воскликнул Чарли, любивший всякие технические новинки. — Но зачем постоянно таскать с собой зеркало? Можешь ты увидеть в нем себя?

— О, нет, — Филос, все еще с гримасой на лице, ухитрился одновременно улыбнуться. — Это исключительно защитное устройство. Мы, на Лидоме, редко ссоримся, в частности, по этой причине. Представь, что ты разгорячен, взбудоражен и пристрастен (Филос попросту имел в виду «глупое и недостойное поведение»), и тут ты вдруг видишь самого себя со стороны!

— Да, это охлаждает страсти, — согласился Чарли. — Вот почему мы всегда спрашиваем разрешения перед тем, как сделать это в обществе. Это чистая вежливость. Обычай этот очень древен, и у вас, наверное, есть что-либо в этом роде. Человека не заставляют раскрывать себя без его собственного желания.

— У вас тут действительно чудеса, — восхитился Чарли. — Ну, что… прошел я испытание?

Филос осмотрел его сверху донизу, и его его смущение, видимо, усилилось.

— Нормально, — произнес он несколько напряженно, — все в порядке. Ты выбрал очень хороший костюм. Пойдем?

— Послушай, — остановил его Чарли, — ты что-то не договариваешь. Если я выгляжу как-нибудь не так, то пора сказать мне об этом.

— Ну, что ж, поскольку ты просишь меня… — Чарли видел, что Филос напрягается, тщательно выбирая слова, — тебе очень нравится эта… э-э, шляпа?

— Просто она такая легкая, что я почти забыл о ней. — Черт побери, я приложил ее к голове, а теперь не могу снять.

— Это пустяки, — Филос коснулся орнамента на стене, нырнул в шкаф и достал оттуда нечто вроде рожка для обуви. — Вот, прикоснись этим.

Чарли так и сделал, и черный шар покатился, подпрыгивая, по полу. Чарли загнал его ногой внутрь и положил рожок на место. — Что это такое?

— Разрядник? Он отбирает биостатический потенциал у материала.

— А что, именно биостатическая сила заставляет одежду прилипать к телу?

— Да, поскольку одежда не биологический материал. Спроси об этом Сиеса: я сам это не совсем представляю.

Чарли уставился на Филоса. — Ты все же чего-то не договариваешь. Выкладывай лучше все, как есть, Филос.

Смущение Филоса еще более усилилось, и Чарли стало даже жаль его.

— Лучше не надо. Когда над тобой в прошлый раз посмеялся Сиес, ты дал ему такого пинка, что он летел через весь кабинет Милвиса.

— Я сожалею об этом. Я был слишком расстроен тогда… Давай, забудем этот случай.

— Знаешь ли ты, что ты надел себе на голову?

— Нет.

— Турнюр.

— Хохоча, они вместе вышли из комнаты и отправились к Милвису.

— Хорошее дело — игра в шары, — говорит Смит.