Сборщик душ
Шрифт:
– Если оно тебе не нравится, ты всегда можешь выбрать другое, – примирительно сказал он.
– Другое что?
– Тело, конечно. Я не возражаю. Я не тело люблю, а тебя, Джорджиана. Если хочешь, можешь даже обратно перенестись.
– Обратно? Куда обратно?
– Им понадобится всего лишь биологический образец твоего прошлого тела. Волоска с расчески вполне хватит. Они вырастят тебе такое же новое!
Настроение его росло на глазах, и голос возносился вместе с ним. Конечно! И как он раньше об этом не подумал!
– Замену, которую можно будет провести в определенном возрасте, так что ты всегда будешь Джорджианой.
– Но как мы это объясним? – вскричала она. – Женщина из
– Это будет выражение твоей любви к ней, – ответил Бенефиций, хотя и довольно слабо. – Дань ее пожизненному служению тебе. Способ вернуть ее из могилы…
– Они решат, что я сошла с ума… что Куртуаза сошла с ума, если уж на то пошло. Не уверена, что ты сознаешь масштабы своих преступлений, Бенефиций. Ты не только умертвил ее, но и запер меня в ее теле, в ее жизни, и теперь мне целую вечность предстоит жить, притворяясь ею… Боже мой, что ты наделал, Бенефиций! Что я тебе сделала?
Да, решил он, это была ужасная ошибка – переносить Джорджиану в тело, которое уже носила Куртуаза, тем более носила в день свадьбы. Пожалуй, это немного слишком – для них обоих. Его мертвая жена воскресла во плоти и встала между ними, оскверняя совершенство их любви. По возвращении в Новый Нью-Йорк он подкатил к Омниному и деликатно попросил новое разрешение, объяснив, что его любимой дочурке не понравился подарок на годовщину, – во всяком случае, не так, как они оба надеялись. Затем он повез Джорджиану в бутик – выбирать новый облик, такой, чтобы никому из них не напоминал о Куртуазе. Увы, в теории все выглядело проще, чем на практике. Каждый образец чем-то напоминал Джорджиане ее мертвую госпожу: то носом, то формой ушей, то изгибом губ. Это так его рассердило, что в какой-то момент он не выдержал:
– Боже всемогущий, естественно, какое-то сходство всегда будет! Мы же люди, в конце-то концов. Хочешь не хочешь, а в собаку перенестись не удастся!
Они уехали, так ничего и не выбрав.
Этой ночью силы в постели ему изменили. Бенефиций ретировался на балкон, где погрузился в пучину беспробудного отчаяния. Она бросилась за ним, не потрудившись даже накинуть халат на свое совершенное тело. Увидав ее голой, он рявкнул, чтобы она прикрылась. Нагота напомнила ему о Куртуазе, счастливо лишенной всякой скромности.
– Что мне прикажешь надеть? – огрызнулась в ответ она. – Мою старую униформу? Ты этого хочешь? Не вопрос, Бенефиций, я готова. Правда, она мне будет теперь маловата, но я все равно пойду на кухню и напеку тебе свежих пышек – если так тебе будет приятнее.
Вот оно! Точно!
Он отнес несколько ее изначальных волосков в Инкубационную лабораторию. Пока новое тело росло, он пообщался с ее семьей и друзьями… то есть, с Куртуазиной семьей и друзьями, конечно, и объяснил, что она не хочет брать нового персиста, потому что все никак не оправится от утраты старого. Понимаете, она любила Джорджиану как сестру. Если совсем честно, даже немного больше, чем своих настоящих сестер, в том числе сводных. Психологический профиль показал, что процесс горевания можно облегчить, если Куртуаза на несколько лет перенесется в копию бедняжки. К его невероятному удивлению, все поголовно решили, что это превосходная идея, ужасно трогательная и при этом целительная. Новости каким-то образом просочились за пределы узкого круга и замелькали в ментбоксах и даже на телеверсе. Вскоре история стала сенсацией государственного масштаба. Никогда еще миры Семейств и финитиссиум не сливались в подобном экстазе. Бенефиций сумел уберечь Джорджиану от глаз публики, объявив, что она слишком горюет, чтобы давать интервью.
Пришло время. Увидав
Это было насилие.
Бенефиций заверил ее, что все пройдет. У них впереди целая вечность, чтобы снова привыкнуть друг к другу. Впрочем, у него самого оптимизма тоже поубавилось. На самом деле он глубоко и искренне страдал. Где, где же та милая робкая девушка, в которую он влюбился двадцать лет назад? Ее больше нет, как бы он ни старался убедить себя, что это не так, – всеми силами своей древней души. Бенефиций как-то даже отчаялся и однажды в постели активировал в ментбоксе старую программку, которую дал ему Кандид давным-давно. В зрительной коре тут же услужливо возник голографический образ ее прежнего лица – до последней черточки совпадающего с нынешним – перекрыв настоящее прошлым, и прошлое дергалось и плыло, и отказывалось лежать спокойно и не двигаться. А после ему приснился сон, что он стоит по грудь в озере чистой прозрачной воды и умирает от жажды, но не может сделать ни глотка.
Ее тело состарилось. Она перенеслась в новое (то есть, старое), но проблема, за недостатком лучшего слова, держалась с завидным постоянством. Она согласилась, ради них обоих, носить свою старую униформу – когда они одни у себя в покоях, конечно. Она даже пекла ему пышки и приносила их на балкон на рассвете. В одно такое утро она сидела напротив, созерцая, как дымы от костров лениво вьются в бренной синеве, – Бенефиций поглядел на ее профиль в свете зари и передернулся от отвращения. Он положил на тарелку недоеденную пышку – на вкус она была как картон.
Прошло несколько тысяч «долго и счастливо». Как-то раз он вернулся с работы домой – ее не было. Ни записки, ни сообщения в ментбоксе. Он послал сообщение ей: вечером забронирован столик на Крыше, куда она подевалась? Ответа не пришло. Он раскидал еще несколько сообщений по ящикам родственников: «Вы сегодня не видели Куртуазу? У нас заказ на половину восьмого на Крыше!» Никто ее не видал, целый день. На мгновение он похолодел от ужаса: все выплыло! Ее уже допрашивают Капитаны! В любой момент в дверь постучат. Арест. Обвинение. Приговор. Забвение. Он перерыл всю квартиру в поисках хоть какого-то намека. Он даже вывернул на ковер мусорную корзину… Именно там она и была – ее психея, изломанная на мелкие кусочки. Пока он в немом ужасе таращился на обломки голубого пластика, в ментбоксе – словно нарочно ждало этой самой минуты – звякнуло сообщение.
«Моя любовь, к тому времени, когда ты это получишь…»
Он выключил голос, швырнул бесполезные останки ее воспоминаний на пол и опрометью кинулся из комнаты, к лифту, на посадочную платформу, в корабль на воздушной подушке, над стремительно темнеющим пейзажем, над жалкими земными заботами… Одна-единственная мысль билась у него в мозгу: «Подожди, только подожди, не шевелись!»
Он не знал, где она, но знал, куда надо ему.
Он выпрыгнул из корабля прямо в мокрую траву Омниномова сада и двинулся меж кивающими головками тысяч цветов к старой хижине, где уже собралась толпа, включая журналистов и Капитанов. Мать Куртуазы и Верифика, ее любимая сестра, тоже были там. Увидав Бенефиция, они растолкали людей, освобождая ему дорогу к двери, опасно болтавшейся на одной петле. Он вошел, уже зная, что увидит внутри.