Сбываются другие мечты
Шрифт:
– Маша, послушайте. Кто-то проворачивает аферы под Бориным именем. Я понимаю, мы для вас совершенно чужие люди, но меня легко проверить. Я Бородина Екатерина Фёдоровна, офтальмолог в нашей районной поликлинике, зайдите и проверьте.
– А, – кивнула Маша. – То-то мне показалось, что я вас где-то видела.
– Кто выяснял у вас про Корсакова? Скажите, Маша, зачем вам становиться соучастницей?
– Господи, да какой соучастницей?! Вы о чём говорите?
– О том, что один человек пришёл в поликлинику под Бориным именем, – объяснила Катя.
– Давайте в кафе зайдём, –
Народу в заведении почти не было. Катя и Лена заказали чай, а Маша, как ни странно, крепкий кофе, хотя, по Катиным представлениям, спортсмены должны кофеина на ночь избегать.
– Я правда ничего не знаю, – вздохнула Маша. Признав Катю, она заметно успокоилась и даже начала проявлять любопытство. – Меня знакомая попросила подыскать кого-то из знакомых в нашем районе в возрасте двадцати пяти – тридцати лет, кого в Москве часто не бывает. Я ведь в школе, считай, всю жизнь, многих знаю. Сначала тренировалась, теперь сама тренирую.
– И вы не поинтересовались зачем?
– Она сказала, что приятель хочет к врачу записаться. Влюбился. Не на улице же подходить. Это в вас он влюбился, да?
– А почему под своим именем не записался? – проигнорировала её вопрос Катя.
– Он женат. Кто знает, как потом всё повернётся…
– Маша, – вздохнула Лена, – у тебя мозги есть? Если у этого идиота какой-нибудь СПИД, Боре что потом делать?
– Маша, вы взрослый человек, – покачала головой Катя. – Вы же не ребёнок. Есть вещи, которых делать нельзя, понимаете? Нельзя.
– Екатерина Фёдоровна…
– Катя.
– Катя, что теперь будет? – Маша перегнулась через стол, впилась в неё глазами и, к удивлению подруг, расплакалась.
– Будем надеяться, что ничего страшного не произойдёт, – вздохнула Лена. – Кто тебя просил?
– Знакомая. Люда, Людмила, парикмахерша моя.
– Фамилия у неё есть? – поторопила Лена.
– Фамилии не знаю. Не помню. Она одно время у нас тут рядом в салоне работала. Там цены – жуть. Я, когда к ней в первый раз пошла, думала – один раз раскошелюсь, потому что очень нужно было хорошо выглядеть. Так теперь ни к кому другому не пойду. Подсела, как на наркотик. – Только теперь Катя обратила внимание, что стрижка у тренера отличная и подобрана так, что неприметная Маша смотрится модно и стильно. – Потом разговорились, теперь Люда меня дома стрижёт, и мне удобно, и ей. Берёт она с меня поменьше, ей в фирму ничего отдавать не надо.
– Что ещё про неё знаешь? – нахмурилась Лена.
– Да ничего почти. Квартиру снимает. Не замужем. Парня её никогда не видела. Она хороший мастер, на визажиста долго училась, раньше вроде на телевидении работала. Больше ничего не знаю. – Маша покосилась на Ленин костюм и вздохнула.
– Ладно, давай адрес.
Маша назвала, Лена записала в телефонную записную книжку, Катя запомнила.
– Фотка её у тебя есть? – спросила Лена.
– Нет.
– Ну хоть выглядит-то она как?
Маша пожала плечами, посмотрела на Катю и сказала:
– Как все. Пониже вас. И потолще. Немного.
– Маша, дай свой телефон на всякий случай, – помолчав,
Телефонами обменялись все.
– Машина у Людмилы есть? – напоследок догадалась спросить Катя.
– Есть. «Опель». – Как ни странно, номер машины Маша тоже знала. – Я один раз к Людке приехала, а она опоздала. Я её во дворе ждала и тачку видела. Она на ней приехала. Цифры в номере, как в моём городском телефоне.
– Ты не вздумай ей про нас сказать, – предостерегла Лена.
– Вы что? Я же не дура, – обиделась Маша.
Сомнения в этом были, но подруги вежливо промолчали.
– Только и вы про меня ничего не говорите, – заволновалась Маша. – Вдруг она меня стричь откажется.
– Конечно, – заверила Лена. – Не скажем, не беспокойся.
Простившись с Машей, подруги подошли к оставленной у школы машине.
– Залезай, – пискнув электронным звонком, предложила Лена.
– Прогуляюсь, – отказалась Катя. – В магазин зайду.
– Пока. – Лена села за руль, помахала Кате через стекло.
– Пока.
К вечеру похолодало. Катя дошла до троллейбусной остановки, пряча лицо от ветра, села в подошедшую маршрутку. Если фальшивый Корсаков больше не появится, правильнее всего о нём забыть. Ей есть о чём подумать. О том, как жить без Глеба, например.
Мужа она увидела издалека, он сидел на лавочке у подъезда под поредевшими ветками сирени. Когда-то давно он так же ждал её здесь, и она до сих пор помнила чувство абсолютного счастья, которое переполняло её каждый раз, когда она его видела.
– Ну хватит, Глеб, – зло сказала Катя, подходя к лавочке. – Мне тяжело тебя видеть, неужели ты не понимаешь?
– Катя, прошу тебя… – Он взял её за плечи и сразу отпустил, не стал дожидаться, когда она вырвется.
Ему нечего было сказать, он не порвал с Ириной и не имел права здесь находиться.
Катя вошла в подъезд, хлопнув дверью у него перед носом, и в лифте заплакала.
Он дважды провожал Екатерину Бородину от поликлиники до дома. Сначала удивился, что она идёт совсем не туда, куда ожидалось, потом предположил – ушла от мужа, и правильно предположил, оказалось, что она живёт в материной квартире. О том, что у неё умерла мать, он уже знал, выяснить адрес покойной оказалось несложно.
Тянуть дольше было нельзя. Дождаться, когда она появится дома после утреннего приёма, он не смог – помешали обстоятельства, приехал попозже, понаблюдал из машины за подъездом. Через час Бородина вышла, уставившись под ноги и засунув руки в карманы, медленно пошла в сторону торгового центра. Вид у неё был несчастный, в другой ситуации он бы ей искренне посочувствовал.
Из машины он выбрался, выждав пять минут, стараясь двигаться не быстро и не медленно, пошёл к подъезду, отметив, что внешней камеры здесь нет. Надвинул на глаза козырёк кепки, и тут ему повезло, дверь открылась, вышел мальчишка-подросток, поправляя наушники в ушах. В подъезде он никого не встретил, дверь квартиры ловко открыл отмычкой, попутно удивившись и порадовавшись этой лёгкости.