Сбывшаяся мечта
Шрифт:
Правда, только правда и ничего кроме правды, пусть даже эта правда жгла ее сейчас, словно раскаленное железо!
— Но дело не только в этом. Ты сделала больше, — продолжал он таким же бесцветным голосом. — Ты меня просто обездолила, причем так же безжалостно, как те двое ограбили тебя. Ты меня морально кастрировала своим отвращением. Как ты думаешь, каково мне было чувствовать, что ты гадливо вздрагиваешь от моих прикосновений! Я лишился гордости, чувства собственного достоинства, лишился веры в себя как в любовника, как в мужчину!
— Боже милосердный!.. — только и смогла
— А теперь, если ты не против, мы спокойно, без истерик и взаимных обвинений, обсудим все, что с нами случилось. — Как всегда, когда Роберто, волнуясь, делал над собой усилие, чтобы говорить тихо и спокойно, в его безупречном английском появлялся сильный итальянский акцент. — Потому что мне кажется, что я заслужил право узнать всю правду о том, что заставило тебя так со мной обращаться.
7
Потрясающе! — промелькнуло в голове у остолбеневшей от такой логики Айлин. В лучших традициях «мыльных опер»! Теперь мы будем долго выяснять, кто из нас больше вытерпел и кто кого сильнее обидел. Неужели он считает, что мне нравилось так вести себя с ним, как мерзкое бессердечное существо, которое он так красочно живописал?
— Прекрасно! — воскликнула она с видом камикадзе. — Тебе нужны подробности? Ладно, ты их получишь!
И Айлин в деталях рассказала ему все, что случилось, начиная с того момента, как она обнаружила, что оказалась в лифте с двумя незнакомыми мужчинами, и до их бегства.
К концу повествования она смертельно побледнела, а Роберто, бессильно рухнув в ближайшее кресло, закрыл лицо ладонями. Затем его руки медленно скользнули вниз, однако он продолжал смотреть себе под ноги, словно был не в силах поднять глаза. Айлин восприняла такую реакцию как оскорбление. Он же сам настоял на этой трагической исповеди.
Роберто это, видимо, понял.
— Прости, — произнес он сдавленно. — Мне не следовало заставлять тебя рассказывать все это. Но я хотел…
— Ты хотел выяснить, — подхватила Айлин, когда он запнулся, — «ограбили» ли они меня с той же жестокостью, что я «кастрировала» тебя? Пожалуй, нет. Они обошлись со мной очень аккуратно. Мне даже было не очень больно, физически, во всяком случае. — Она криво улыбнулась, нервно потирая холодные как лед руки. — Придя домой, я даже Черри ничего говорить не стала. Тем более что и следов никаких не осталось — ни синяков, ни ссадин. А назавтра просто пошла на работу, и на следующий день тоже, и на следующий, и на след…
— Прекрати, Айлин, пожалуйста, — попросил Роберто голосом, полным сострадания. — Остановись!
Но она уже не могла остановиться. Он заставил ее нарушить обет молчания, и теперь она должна была излить душу до конца, хотел он этого или нет.
— А потом я надела белые одежды, символ чистоты и невинности, и пошла с тобой под венец, прямо как образцовая невеста-девственница. И улыбалась в объективы фотокамер, тебе, Черри и всем твоим родственникам. И лишь здесь, в этой квартире, когда я осталась наедине с тобой, я посмотрела на тебя и подумала: «О боже! Этот мужчина верит, что его невеста — девственница»! А потом… Черт! — Лицо ее болезненно исказилось. — Ты сам знаешь,
Да, повторила Айлин про себя, Роберто это хорошо известно. Он сам ей только что все рассказал — очень живо, доходчиво, с красочными сравнениями.
Полгода ему пришлось провести с женой, совершенно неспособной к выполнению супружеских обязанностей…
Накануне того дня, когда она от него ушла, ее посетило видение: стоя на коленях, Роберто благодарит небо за избавление от брака, благословленного силами ада.
Но очень быстро Айлин поняла, что жизнь без Роберто — это еще большая пытка. Она любила его и тосковала по нему, хотя при мысли о возможности когда-нибудь снова оказаться с ним рядом ее бросало в холодный пот.
Ну и что дальше? — спросила она себя. Стало ли ему легче теперь, когда он узнал все, что хотел? Жалеет ли он сейчас о своем решении начать все с начала, на сей раз доподлинно зная, что получит? Его что-то определенно тревожит, судя по тому, что он сидит, хмуро разглядывая носки своих туфель.
И тут Айлин стало страшно, но не так, как раньше, а совершенно по-другому. Настолько, что она едва не сползла без чувств на пол. А что если Роберто теперь ее вообще не захочет?
Тогда моя жизнь просто закончится, с горечью подумала она.
— Прости, — выдавила Айлин, а потом рванулась прочь из гостиной в комнату, где проснулась утром.
Оказавшись там, Айлин закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь успокоиться, стряхнуть с себя кошмарный, леденящий душу страх. Страх снова его потерять.
В первый раз она потеряла его, не найдя сил сказать правду, теперь теряет потому, что правду эту он наконец узнал.
Айлин рассеянно посмотрела на не застланную второпях кровать, на поднос с так и не тронутым завтраком… И вдруг странным образом все чувства: боль потери, горечь унижения, обида и безысходность — сосредоточились для нее в этом дурацком подносе с остывшим кофе и засохшими плюшками.
С трудом оторвавшись от двери, она неуверенной походкой двинулась к кровати, угрожающе вытянула вперед руку, и тут… разглядела то, чего не заметила утром: среди посуды на подносе лежала красная, только-только начавшая распускаться роза с коротким стеблем и срезанными шипами.
Так же, как раньше, растерянно подумала Айлин.
Роберто всегда дарил ей розы с коротко подрезанным стеблем и без шипов, чтобы она случайно не укололась. Он клал цветок на какой-нибудь свободный столик в ресторане Луиджи и ждал, пока она возьмет его, признав, что роза — для нее. Тогда в его глазах загорался шутливый вызов, а в ее — лукавое непонимание, и начиналась игра, понятная только им двоим.
Роберто был влюбленным, ожидающим знака, что его выделяют среди толпы, а Айлин — любимой, заставляющей его ждать, делая вид, будто она поглощена. Ожидание это до треска электризовало незримое напряжение между ними, от которого кровь в жилах обоих пенилась, точно шампанское.
Это была любовь без прикосновений. Понимание без слов.
Одиноко и торжественно лежащая на столе роза чудесным образом соединяла озорную рыжеволосую официантку и респектабельного, красивого, как античный бог, посетителя.