Scar Tissue rus
Шрифт:
– Пожалуйста, просто впусти меня. Я скучаю по тебе. Очень скучаю, - умоляла она.
– Да и не думай об этом, - ответил я, - просто уходи. Не создавай мне проблем, не начинай кричать. Я не хочу, чтобы сюда приехали копы.
Я закрыл дверь и пошёл дальше спать. Когда я проснулся, то увидел Дженнифер, свернувшуюся клубком на коврике у моей входной двери, она спала. Это продолжалось ещё несколько недель. Каждую ночь она приходила, стучала в дверь или сворачивалась и спала на моём пороге. Я даже начал выходить из квартиры через кухонное окно и карабкаться вниз по огромному лимонному дереву, которое росло прямо под ним. Это дерево также пригождалось мне, когда я принимал Персидский героин, основанный на масле, потому что готовить его нужно было в лимонном соке.
Но
Это произошло однажды вечером в клубе Рокси. Какие-то люди организовали шоу в поддержку общества Морской Пастух, альтернативной версии Greenpeace, Chili Peppers пригласили выступить. Фишкой вечера было то, что каждая группа должна была сыграть кавер какой-нибудь песни Джимми Хендрикса (Jimi Hendrix). Был отличный состав выступающих групп: Майк Уот (Mike Watt), наш друг Три (Tree) и Fishbone, поэтому мы дико хотели сыграть там.
Когда я пришёл на концерт, Fishbone как раз должны были выйти на сцену. Ранее существовала возможность, что Дженнифер будет петь бэк-вокал у Fishbone, но я пресёк это на корню: “Ты не выйдешь на сцене с этим парнем”. Fishbone вышли на сцену, а я отправился на балкон. Когда я посмотрел вниз, то увидел Дженнифер на сцене. Мне это очень не понравилось. Теперь я должен был заставить её заплатить за всё это неуважение, с которым она отнеслась ко мне перед всеми моими друзьями. В то же время я сдерживал себя, потому что в этой ситуации многое значило то, что я мог хорошо петь песню Foxy lady. Прямо перед нашим выходом на сцену, одна молодая хипповая девушка прошла за сцену. Она была очень симпатичной шатенкой с огромной обтянутой топиком грудью, которую невозможно было не заметить.
У меня в голове тут же возникла идея. Я подошёл к ней и прошептал на ухо: “Мы играем сегодня Foxy lady, и когда в конце песни будем беситься на сцене, я бы хотел, чтобы ты вышла и обнажённая станцевала со мной”. Двое могут играть в одинаковые игры. Хипповая богиня согласилась. Мы вышли и отмочили Foxy lady. Было ощущение, что наша группа могла взлететь в воздух. Барабаны гремели. Фли отрывался на полную. Хиллел безумно кружился. Я же отдавался на полную.
Я практически забыл о том, что на сцене должна была появиться неожиданная гостья. Мы подошли к концу песни, и эта подтянутая молодая хиппи вышла на сцену. Она не разделась полностью, но сняла верх, и её огромная грудь, казалось, скакала по всей сцене. Она подошла ко мне и стала танцевать со мной свой хипповый танец. Норвуд (Norwood), басист Fishbone, вышел, чтобы присоединился к нам, и мы зажали между собой эту полуголую девушку.
Внезапно кто-то вскочил на сцену, как взрыв пушки. Это была Дженнифер. Она схватила Норвуда, который был большим парнем, и отбросила его в сторону как тряпичную куклу. Затем она схватила девушку и буквально сбросила её со сцены. Тем временем группа продолжала играть. Я понял, что вскоре мне придётся ощутить серьёзную боль. К тому времени я уже валялся на полу и пел концовку. А Дженнифер лезла на меня с кулаками и жёсткими пинками, хватала меня и целилась своими ботинками в мою промежность. Я всё время пытался блокировать пинки, не пропуская при этом ни ноты песни. Она била меня до тех пор, пока я не закончил песню и не сбежал от неё в тёмную ночь.
Зажатая в тиски моей дисфункциональной девушкой, моим дисфункциональным платоническим другом и моей собственной дисфункциональной личностью, моя жизнь скатывалась вниз по спирали. Мы, наконец, определились с продюсером нашего третьего альбома, это был Майкл Бейнхорн (Michael Beinhorn). Он был очень умным нью-йоркским парнем, который увлекался той же музыкой, что и мы, и
В наши первые репетиции в то время, я вообще не приносил никакой пользы. У меня не было привычного драйва или желания рождать какие-нибудь идеи и стихи. Всё это по-прежнему было во мне, но всё было смешанным и оцепенелым. Мы написали немного музыки для третьего альбома, песни четыре или пять, но нам нужно было больше. Вся группа страдала из-за того, что мы с Хиллелом сидели на наркотиках, но всё бремя ответственности перекладывалось в основном на меня, потому что на репетициях я буквально спал.
Однажды я пришёл на репетицию, а Джек, Хиллел и Фли, эти три парня, которые любили, возможно, больше, чем кто-либо на этой земле, сказали: “Энтони, мы выгоняем тебя из группы. Мы хотим играть музыку, а ты, видимо, нет, поэтому тебе придётся уйти. Мы найдём нового вокалиста и будем продолжать, поэтому мы тебя выгоняем”.
У меня в голове на секунду всё прояснилось, я понимал, что у них есть все права, чтобы уволить меня. Это был очевидный шаг, как ампутация грёбаной ноги из-за гангрены, во имя спасения остального тела. Я просто хотел, чтобы меня помнили и признавали за те два или три года, которые я провёл в Red Hot Chili Peppers в качестве одного из основателей группы, парня, который создал что-то, записал два альбома, несмотря на то, что будет после меня. Часть меня действительно хотела уйти из группы. Но то, что у меня больше не будет никакой ответственности, и я смогу отрывать и принимать наркотики с Ким, сильно облегчало для меня это решение.
К их изумлению, я пожал плечами и сказал: “Парни, вы правы. Я прошу прощения за то, что не давал группе того, что должен был всё это время. Мне очень стыдно, но я хорошо всё понимаю и желаю вам, парни, удачи во всём”.
И я ушёл.
Как только я перестал быть обязанным перед кем-либо отчитываться, мои дела начали идти всё хуже, хуже и хуже. Ким и я просто забылись. Отчаяние овладевало нами, мы были должны много денег наркодилерам во всём Голливуде. Поэтому из её дома, который был не далеко от окраины Лос-Анджелеса, мы начали ходить в знаменитые наркотические районы, в основном это были Шестой и район Союз. Мы ходили по улицам и знакомились с всякими прохожими. Я практически сразу встретил там одного талантливого чувака, который мог достать всё, что нужно. Он был натуральным уличным парнем, бесконтрольным и безумным наркоманом, который ловко вращался в наркотическом мире латинских окраин. Он стал нашим проводником ко многим другим связям. А жил он всё ещё со своими родителями в маленьком деревянном доме. Этот парень был с головы до ног покрыт следами от уколов, нарывами и всякими болезнями, но он был отличным мастером всех углов в окраинных районах. Ким и я всегда были этакими мелкими панковкскими покупатели с маленьким бюджетом, но он всегда обращался с нами, как следует. Мы доверяли этому парню. Мы покупали дозами героин и кокаин, заходили на пару кварталом вглубь этих жилых районов и принимали всё прямо на улице. Мы всё ещё были уверены в своей непобедимости и невидимости и думали, что нас не тронут.
Спустя неделю после того, как меня выгнали из группы, для меня настал очень грустный определяющий момент. Я разговаривал с Бобом Форестом, и он сказал мне, что моя бывшая группа была номинирована на звание лучшей группы года в Лос.-А. на ежегодной музыкальной премии газеты L.A. Weekly. Для нашего уровня это было сродни номинации на Оскар, по этому это было очень захватывающе. Боб спросил меня, собирался ли я пойти на церемонию. Я ответил ему, что я даже не разговариваю с парнями, поэтому не представляю, как туда заявлюсь.