Scar Tissue rus
Шрифт:
Между делом, я продолжал принимать. Это неправда, что такая проблема приводит к прозрению. Даже когда умирает твой близкий друг, ты продолжаешь чувствовать непобедимость. Я узнал от Ione, что они планировали похороны, но я не хотел приходить. Я чувствовал себя ужасно. Я не мог остановиться, но я и не мог продолжать принимать; ничего не работало, и мой друг мертв, а я не хотел смотреть на это. Мать Ione однажды упомянула, что у ее подруги есть небольшой домик в маленьком мексиканском городке и что мы можем воспользоваться им, когда хотим. Так мы и сделали.
Люди думали, что это плохой тон, не прийти
Как только я вернулся, я сразу начал принимать. Я просто не знал, что мне еще делать. Но сколько я бы не обкалывался, я ничего не чувствовал, не было ни эйфории, ничего. Примерно тогда же Джек Айронс собрал нас вместе. Мы встретились на скромненькой лодке Линди, Джек усадил нас и сказал, “Я больше не хочу быть здесь. Я не хочу быть частью того, где умирают мои друзья”. Он ушел от нас и мы его поняли.
Линди, наверное, думал: “Что произойдет? Гитарист умер, ударные увольняются, вокалист весит на веревочке над пропастью. Что теперь случиться?” Но Майк и я не собирались оставлять все позади. Это то, что Хиллел помог построить, и мы хотели продолжать строить, что было странным, потому что чувствовал себя я ужасно. Но я знал, что хочу этим заниматься, Фли знал, что он хочет этим заниматься. А Джек знал, чем он не хочет заниматься.
Мы наняли D. H. Peligro для ударных и Blackbird McKnight для гитары. Мы знали DH много лет. С Blackbird мы играли, когда Хиллел был уволен, так что нам было удобно с ним. Но перед тем как даже начинать играть, мне нужно было сделать что-то с моей зависимостью.
Когда я весной ходил на те встречи, я познакомился с парнем, по имени Крис. Это был молодой, сумасшедший и смешной парень. Он познакомил меня с Бобом Тимонсом, сказав, что тот может быть нашим спонсором. Тиммонс был бородатый мужчина с татуировками и хард-кор прошлым, но я сразу доверился ему. Он был тихим и спокойным, и он от меня ничего не хотел.
После одного из тех приемов, когда мне не вставляло, я позвонил Бобу. “Я не знаю, что мне делать. У меня умер друг. Я не могу остановиться и теперь меня даже не вставляет. Я схожу с ума”
“Почему бы тебе не пойти на реабилитацию?”, предложил он.
“Звучит ужасно. Что это?”
“Во-первых, это десять тысяч долларов”.
“Десять штук! Это все, что у меня есть”, сказал я.
“Я думаю, это будет хорошим вложением”, сказал Боб. “Я думаю, ты в опасности и однажды ты сможешь сделать еще десять тысяч, если ты потратишь эти на реабилитацию сейчас. Если нет, это могут быть последние десять штук, которые ты когда-либо увидишь”
Я не знал, что мне еще остается сделать, и я согласился.
Потом мне дали комнату. И еще соседа по комнате. Я делился гребанной комнатой с каким-то сумасшедшим ублюдком. Это был парень из Palm Springs, который стал моим первым “другом по трезвости”. Когда ты начинаешь реабилитацию, ты знакомишься с совершенно разными людьми, разных жизней, всех рас, разного финансового положения, разных религий, но, в конце концов, ты любишь каждого из них. Там была баскетболистка, которая не могла остановиться курить крэк; бразильский бизнесмен, доктор и черный коп из SWAT, который угрожал людям, чтобы взять их наркотики.
Я устроился, и все было на самом деле не так плохо. Я перестал ненавидеть, я просто стал существовать. Всю свою жизнь, я был самым упрямым человеком, которого вы когда-либо встретите, я не мог терпеть критику в свою сторону. Но теперь я начал слушать. Ione навещала меня, мы шли против правил, довольно часто делая остановки в туалете, что очень много для меня значило. Потому что мне так не хватало немного любви.
Примерно через две недели моего пребывания в центре, меня навестил Боб Тиммонс. Он знал, что я проигнорировал смерть Хиллела, так что он сказал мне, что отвезет меня на денек кое-куда. Мы приехали к Еврейской части кладбища Forest Lawn и прохаживались там, пока не нашли могилу Хиллела. На камне было написано что-то, типа “Хиллел Словак. Преданный сын, брат, друг, музыкант”.
Я сидел там вместе с Бобом и говорил: “Ага. Окей, ну вот он и есть. Я так понимаю дело сделано. Мы можем теперь уйти?”
“Нет, я не думаю, что нам надо уже уходить”, сказал Боб. “Я пойду прогуляюсь. А ты сделай мне одолжение, поговори с Хиллелом и расскажи ему, что ты чувствуешь из-за его смерти. И почему бы тебе тоже не сделать ему обещание, прямо здесь и сейчас, что ты больше никогда не вставишь иглу в вену и что ты больше не будешь принимать наркотики и пить?”
“Разговаривать с чем? Это трава, с камнем на ней”
“Просто представь, как будто Хиллел здесь, слушает тебя", сказал он, уходя.
Я сидел там, чувствуя себя очень странно. Но потом я сказал: “Эй, Slim!”(одно из прозвищ Хиллела). И сразу стена развалилась. Я стал рыдать, как я еще никогда не рыдал. Я разговаривал с Хиллелом и рассказал ему все про то, как я его люблю и как я по нему скучаю. И потом я сделал обещание. “Я чист. Я на реабилитации. Я обещаю тебе, что больше никогда не вставлю иголку себе в руку. Я останусь чистым”. Я плакал и на пути обратно.
Когда я решил, что, несмотря на то, что произойдет в моей жизни, я не буду больше принимать или пить, эта горилла, которая доставала меня все эти годы, ушла. Как только я закончил реабилитацию, я даже больше не хотел обдолбаться. Я как бы выключил этот голосок в моей голове, что было прекрасно, только это было слишком прекрасно. Я все еще ходил на анонимные встречи, я ходил по больницам и разговаривал с другими алкоголиками, но я не нырнул окончательно в удивительную возможность увидеть реальные физические изменения. Я прошел полпути и стал отступать.