Сцена и жизнь
Шрифт:
– Что?
– вскочила с места Щепетович.
– Да что же это такое, господа? Меня оскорбляют, а вы молчите, - обратилась она ко всем.
– Перестаньте, барыни!
– вступился Бабочкин и даже встал.
– Садитесь, Лариса Алексеевна. Ну, садитесь же!
Она села.
Бабочкин тоже сел.
– Я вас помирю. Не надо совсем "Каширскую старину". Другое что-нибудь выберем. Не ссорьтесь только. По моему мнению, "Гамлета" надо поставить.
– Ты только все для себя хлопочешь, чтобы тебе
– усмехнулся Курский.
– Я, брат, артист старой школы, люблю пьесы, где не только поиграть, а создать роль надо, а вы, нынешние, - не артисты, а ремесленники, - возразил ему Михаил Васильевич.
– Гамлет, конечно, и сбор даст. Я Офелию буду играть - согласилась Щепетович.
– Ну, а я играть в этой пьесе не буду, - вскочил Сергей Сергеевич.
– Так ведь тогда некому играть будет, так как и вчера у дяди, - наивно заметила оторопевшая Marie.
– Как же быть? Вы, господа, пожалуйста, сладьтесь между собой.
– Ставьте для меня "Расточителя", - уселся снова Курский, - тогда я стану играть, а иначе брошу вас и уеду в провинцию. Вот и все тут. Посмотрим, как вы без меня обойдетесь.
– Нельзя же все только для вас одного ставить, а нам вам подыгрывать. Мы тоже не будем, - отвечала ему Лариса Алексеевна.
– И я не буду. Я прежде всегда была первая, для меня всегда пьесы ставились, - вскочила Анфиса Львовна, затем села повернувшись спиной к столу.
– Вы, Анфиса Львовна, играйте или не играйте - это как угодно, а задом к столу и ко всем садиться невежливо, - басом заметил ей Бабочкин.
– Как вы смеете мне делать замечания! Вы невежа! Я всегда умела себя держать и в большом мужском обществе, и все меня находили деликатной и великолепной. А вы меня учить - не оборачиваясь, сказала Дудкина.
– Да как же, когда вы нам спину показываете. Разве это вежливо?
– А что вы мне прикажете, лицом к вам перевертываться?
– повернулась она на стуле.
– Скажите, какие претензии!
– Лицом, не лицом, но все же. Так как же, господа, с пьесой? Надо что-нибудь ставить. Вот разве подождать Надежду Александровну - она приедет, так ее спросим.
– Почему это мы должны спрашиваться у госпожи Крюковской, - обиделась Лариса Алексеевна.
– Скажите, пожалуйста, какое начальство. Я желаю сама решать.
– Да она мне сказала, что если мы составим комитет, то она ходить не будет, а тем более вмешиваться в дела. Говорит, что это одна кукольная комедия, - выпалила Дудкина.
– Как вы смеете позволять себе передавать нам, - сцепилась с ней снова Лариса Алексеевна, - что госпожа Крюковская нас куклами считает. Это дерзость.
– Ничуть не дерзость, - заметил Бабочкин, - потому что по-старому лучше было.
– Ты, Бабочкин, все за свои старые, отжившие порядки стоишь!
– съязвил
– Потому покойнее было - меньше неурядицы.
– Зачем же ты с нами в комитете заседаешь? Сиди себе дома да точи веретена, если нравится, а нам не мешай.
– Как не мешай? Вы мной будете командовать да распоряжаться, а я дома сиди и молчи. Шалите! Прежде я начальству подчинялся, а своему брату подчиняться не хочу.
– Господа, господа, перестаньте, надо пьесу выбрать!
– послышались голоса.
– Поставьте "Как поживешь, так и прослывешь" - я много раз Маргариту играла, - сказала Анфиса Львовна.
– Да что вы, Анфиса Львовна! Маргарита в чахотке умирает, а какая же вы чахоточная?
– запротестовал Курский.
– Вы мне ходу не даете. Это все только интриги одни, боитесь, что меня вызывать больше, чем вас будут, - сквозь слезы произнесла она.
– Как интрига! Разве вы смеете товарищей в таких вещах обвинять, - напустился на нее Сергей Сергеевич.
– Кто виноват, что вы состарились и растолстели, да видно и из ума выжили.
Щепетович громко расхохоталась.
– Меня оскорбляют, на что это похоже? Какие позволяют себе говорить даме пошлости! Вы на моих крестинах не были, чтобы мои года считать, а до моей полноты вам дела нет, - со злобными рыданиями кричала Анфиса Львовна.
Лариса Алексеевна продолжала неудержимо хохотать.
Дудкина с презрением уставилась на нее.
– Конечно, я дама видная, не селедка какая-нибудь, как другие, - подчеркнула она.
Щепетович так быстро вскочила со стула, что задела Курского по лицу.
– Это вы на мой счет? Я, по-вашему, похожа на селедку? Если я селедка, так вы кочан капусты!
– Я, я кочан!
– взвизгнула Дудкина.
– А вы что толкаетесь и не извиняетесь, разве это прилично. Не умеете держать себя в обществе!
– старался перекричать последнюю Сергей Сергеевич, обращаясь к Щепетович.
– Да что это наконец, господа!
– вступился Бабочкин.
– И всегда скажу, что вы и на женщину-то не похожи!
– не унималась Анфиса Львовна.
– Ну, конечно, вы только одна женщина… - вышел из себя Михаил Васильевич.
– Вы с какой стати вмешиваетесь? Она вам с какого бока припека?
– напустилась на него Дудкина.
– Пожалуйста, Бабочкин, отделайте эту госпожу хорошенько, вступитесь за меня, а то она зазналась слишком!
– подзадоривала его Щепетович.
– За вас никому не следует вступаться, когда вы сами делаете невежества и не извиняетесь!
– продолжал наступать на нее Курский.
В это время в залу, никем не замеченный, проскользнул Вывих.
– Я знаю, почему вы ко мне придираетесь… Не удалось… - язвительно заметила Курскому Лариса Алексеевна.