Сцены из нашего прошлого
Шрифт:
Город взяли приступом. С разных концов запалили огнем деревянный Всеволож, и побежали люди от огня, а Василько приказал стрелять в них стрелами и рубить их мечами и отомстил за свои мучения невинным людям и пролил кровь христианскую. И сам сделался, как Давыд, разбойником и душегубом.
После этого приступили князья ко Владимиру и послали вестника к жителям говоря:
– Нам не нужен ни город ваш, ни вы сами, но отдайте нам Туряка, Лазаря и Василя, тех самых, кто подговорил Давыда на злодейство. А не выдадите, мы готовы биться и своими руками добыть негодяев.
Тут следует сделать небольшое отступление и сообщить
Собравшись на вече, жители Владимира предъявили князю ультиматум, говоря, что не собираются биться и умирать за этих троих, и если князь не послушается и не выдаст означенных личностей, то они откроют ворота и предоставят князю позаботиться о себе самостоятельно.
Давыду ничего не оставалось, как согласиться с требованиями, только вот незадача: ни Лазаря, ни Василя, ни тем более Туряка во Владимире уже не было. Пока шумело вече, князь велел им ехать в Луцк и там схорониться. Послали за ними в Луцк, но оттуда донесли, что Туряк бежал в Киев, а Лазарь и Василь сейчас в Турийске. Потребовали ехать в Турийск и изымать их из Турийска, иначе грозили сдаться. Давыд Игоревич повиновался. Отроки приволокли Василя и Лазаря и связанных передали Ростиславичам после чего был в который раз заключен мир, скрепленный щедрой порцией клятв и заверений в нерушимой дружбе.
На следующее утро горожане и посадские едва только очухались после празднества, сопровождавшего подписание мира накануне, увидели ужасную картину. Васильковы люди повесили Василя и Лазаря за ноги на большом дереве и стрелами расстреляли до смерти. Трупы оставили висеть, а сами собрали имущество и обозы и пошли прочь от города, благодаренье Богу, не тронув в нем ни одного жителя. Горожане сняли тела, когда последний дружинник Ростиславичей пропал из виду, и погребли их тут же, заложив камнями, дабы покойники не смогли встать из могил и не тревожили бы живых.
И не было с тех пор между князьями мира, и ходили они друг на друга еще несколько раз, и Святослав ходил на Давыда, а потом и на Володаря с Васильком, и водили поганых на русские земли, и водили поляков и венгров. Три года шла междоусобица, три долгих года горели пашни и нивы, гибли крестьяне и горожане, и не могли ничего поделать с князьями, желавшими войны, а не мира, и сваливавшими вину за кровопролитье один на другого.
В 1100 году собрались князья все в том же составе на съезд в Уветичах, а в 1101 году встречались на Золотче, но так ни до чего не договорились. Вскоре у Святополка подросли дети и стали претендовать на наследство Ярослава Мудрого. И длилась эта распря еще много-много лет, и при Юрии Долгоруком, и при Александре Невском, пока, в конце концов Московия и Великое княжество Литовское не разделили между собою древнюю Русь и не истребили Рюриковичей, как крыс, оставив из этого рода одну худую, испорченную ветвь, усохшую вместе с Иваном Васильевичем Грозным.
Князь Василько Ростиславич
И все узорочье рязанское
Собираемся в дорогу. Раннее утро. Небо сереет первыми лучами солнца. Отроки складывают в сани имущество и провизию. Лошади в облаках пара вскидывают головы, князь несколько раз сбегает вниз из терема, вонзает соколиный взгляд в того, кто оказывается с ним поблизости, кивает или мотает головой, вихрем возвращается в сени.
Галдит челядь. Снег, посыпанный песком, от сотен ног превратился в грязную кашу.
Князь Ингварь Ингваревич, нагостившись в Чернигове у брата Михаила Всеволодовича вздумал ехать домой, в Рязань. И не боится он, что кони по чрево завязнут в снегах, а люди – по пазуху. Сказал, что знает дорогу проезжую.
– Первопуток небось уже установили, – добавил не терпящим возражений тоном.
Упрямства у князя на десятерых хватит.
– Сердце, – говорит, – неспокойно. Сон-де плохой видел.
После такого, попробуй, отговори.
За две недели до нашего отъезда дурной сон одинакового содержания приснился рязанскому вельможному боярину Коловрату, по имени Евпатий, бывшему тут же в Чернигове. Сразу по пробуждению Коловрат оповестил князя о кошмарном своем сновидении, собрал верных отроков, числом малым, и на резвых конях помчались они на Рязань.
Ингварь Ингваревич сначала посмеялся насчет боярина, верящего в детские глупости, но так, не в открытую. Коловрату снилось – пришли полки безбожные на русскую землю и разорили ее, и жителей погубили, и церкви святые разрушили. А намедни еще сенная девка, половчанка, бывшая в услужении у черниговского князя, рассказывала ему то же самое. А девке той – сродственники, с коими она посредством волхования сношения имеет.
Коловрат уверился, нужно идти в родную землю и оборонить ее от супостата. Князь же в существовании идолища поганого усомнился, поскольку сведений о нем, кроме как от половчанки, не было. Втолковывал Евпатию, девка, мол, нарочно напугала его, чтобы он к ней не приставал. Евпатий стоял на своем.
Пока гостили в Чернигове, князь строил планы мести владимирскому отродью, так он называл сыновей Долгорукова, князей из ветви мономашичей. Крепко засела обида в сердце Ингваря Ингваревича за темницу, в которую на пять долгих лет заточил его с братьями князь Всеволод Юрьевич. Между прочим не чужой человек ему. Родственник.
Жизнь в гостях у черниговского князя была веселая. Пиры через день, а то и каждый день. На охоту не ездили, город и посад замело по самые маковки. Ни дороги, ни тропочки. Один торный путь для выездов расчистили и довольно.
Ослябя, из младших дружинников, от нечего делать выучился у слепого гусляра тренькать на гусельках. И всякий раз как напьется, а до хмельного охочь он был сильно, давай играть и подпевать себе скрипучим басом. Ослябя – здоровяк, губы у него все время сложены насмешливой улыбкой, краснеют из-под русых усов и густой окладистой бороды. Он не наш, не рязанский. Ходил раньше в гридниках у киевского князя. После одной стычки попал в плен и перешел на службу к князю Ингварю. В Рязани нашел себе невесту, женился, дитё народил.