Счастье без правил

Свиридова Алена

А вы заметили, что годы нас часто очень украшают? Сравните новорожденного младенца и годовалого. Червячка и ангелочка. Время превращает угловатую девочку-подростка в стройную молодую девушку. Потом молодую девушку в зрелую роскошную женщину. Невнятного долговязого курсанта с жидкими усиками в мужественного капитана в белом кителе. И совершенно непонятно, как выглядел Дед Мороз в молодые годы. А в образе дедушки он неземной красоты.

Нас портит не время, а глупость, придавая лицу овечье выражение, зависть, перекашивая его на одну сторону, злость, прорезая глубокие морщины и превращая рот в куриную гузку, лень, позволяющая лицу и телу расплываться,

как перестоявшее тесто, недовольство жизнью, которое быстро ссутуливает спину и опускает уголки рта. Время здесь ни при чем.

Старый приятель

Года три назад, на одном очень помпезном мероприятии в зале Чайковского, я вдруг увидела одного моего знакомого. Заметно поседевшего, чуть располневшего, но за счет высокого роста и хорошей осанки не сильно изменившегося со дня нашей последней встречи.

– Володя! – радостно кинулась к нему я.

Он посмотрел на меня с удивлением. В глазах его читался вежливый интерес и вежливое ожидание, дескать, что вам угодно. Мне угодно было радостно обняться, вспомнить вместе, как он водил меня на «Оливера Твиста» в Лондоне, как я пару дней даже жила в его лондонской квартире, потому что об этом попросила мой издатель и подруга Надя Соловьева. Вспомнить, как он заснул на этом «Оливере Твисте», а потом мы ели кресс-салат и мясо в небольшом ресторанчике. И его дурацкий галстук с Микки Маусом, который сводил на нет весь пафос дорогого костюма, показывая, что передо мной наш человек. Поблагодарить за приглашение, по которому мне сделали визу, потом и еще одну, в общем, поблагодарить за Лондон, который с его помощью распахнул мне свои объятия. С тех пор мы не пересекались, потому что он постоянно жил в Лондоне, в Москве бывал крайне редко, постоянно летал по делам, да и моя гастрольная деятельность не давала ездить туда, куда хочется. Я иногда пересекалась с его сыном, Володей-младшим, что как раз стоит с ним рядом и радостно мне улыбается.

– Папа, это Алена, – говорит Володя-младший несколько смущенно.

После этой фразы в глазах у старшего появляется еще большее недоумение. Тут до меня наконец доходит идиотизм ситуации. Никто не собирается заключать меня в объятия, так как не узнает. За эти секунды в моем сердце родилась буря. Вся позитивная энергия, направленная на Володю-старшего, наткнувшись на стену неузнавания, превратилась в негативную.

– Ты – мудак, – сказала я ему и треснула по спине сиреневой шелковой сумочкой «Кристиан Диор».

Такие слова были вполне уместны во времена нашего предыдущего общения. Он испуганно подпрыгнул и бросился бежать вверх по лестнице. Бедный Володя-младший, умоляюще посмотрев на меня, бросился его догонять. Вокруг, что называется, немая сцена.

– Что это было? – невозмутимо спросил меня мой парень.

Я стояла в нежно-сиреневом шелковом платье, в серебряных туфельках, с длинными белокурыми локонами, обрамляющими красное, перекошенное, злое, обиженное лицо.

– Как он мог меня не узнать? Я что, так сильно изменилась? Так постарела? – слезы были уже на подходе.

– Не вздумай реветь. Ты не изменилась, а если даже и так, то только в лучшую сторону.

– Как можно не узнать человека, который жил у тебя дома, которому ты делал визу и с кем ходил в театр?

– А когда это было?

– Когда-когда, в девяносто третьем году! – сказала я, отвернувшись, потому что слезы все же покатились.

– В девяносто третьем? Ты шутишь? Сейчас 2013-й! Прошло двадцать лет!

Я удивленно

посмотрела на него сквозь слезы. Мы захохотали! Двадцать лет! Я не заметила, что прошло столько времени. Те воспоминания были для меня настолько яркими, что не потускнели за двадцать лет!

Я ведь действительно тогда была совсем начинающая артистка, никто и звать никак, первый раз увидела Лондон, первый раз была на настоящем мюзикле. Похожая на мальчишку, худая, с короткой стрижкой, восторженная провинциалка. Восторженности, по-видимому, не убавилось, раз я так радостно кинулась ему навстречу.

– У вас что-то было? Нет? Точно?

– Да абсолютно точно! Он не в моем вкусе вообще, – это было правдой.

– Ладно, верю. Он был женат? – мой парень попытался выстроить защиту.

– Нет.

– Тогда представляешь, сколько девиц в то время могло ошиваться в его квартире? И на мюзикле он уснул, потому что ему осточертело их всех туда водить! Ты просто тоже была не в его вкусе, поэтому он тебя не запомнил и не интересовался твоей дальнейшей судьбой.

– Точно! – я вытерла слезы. – А я его сумкой! И мудаком!

– Моральную травму нанесла в общем-то пожилому человеку! Вот ты даешь, старушка! Запамятовала, что прошло двадцать лет!

Мы хохотали, как безумные! Володю я больше не встречала. Мне не досталось роли в фильме его жизни. Ничего страшного. А двадцать лет – всего лишь мгновенье.

Брехня!

В 90-е Джордж Майкл возвестил становление эры супермоделей, выпустив ролик «Freedom». Раньше модели спокойно себе работали в Доме моделей и назывались манекенщицами, потому что Дом моделей подразумевал модели одежды, а не модель как личность или образ жизни. Манекенщицы были красивые, но, по общему мнению, дылды и слишком тощие. Высокий рост для женщины был скорее недостатком – мужчинам не нравилось сравнение не в свою пользу. Поэтому в восьмидесятые к манекенщицам относились с интересом, глянь, какое чудо, но не более. И я не помню, чтобы наши мамы стеснялись своего возраста – на экране актрисы и певицы по нынешним меркам выглядели старше и в целом серьезнее, поэтому взрослость и некая зрелость была основным трендом. Мы все хотели выглядеть старше.

Что же произошло в девяностые? Развалилась огромная страна, рухнули стены и все стереотипы и моральные устои.

Божественная Линда Евангелиста, нереальная Наоми Кемпбелл, Кристи Терлингтон с оленьими глазами, Татьяна Патитц с чувственно припухшими веками, кукла Барби, она же Клаудиа Шиффер, Синди Кроуфорд с родинкой в уголке рта – юные, длинноногие, стройные и прекрасные. Все женщины упали от восхищения и почувствовали себя дурнушками. Маленькими, толстыми таксами. Параметры 90–60—90 стали единственно возможной формой существования. Кто не укладывался – получал кучу комплексов, анорексию и прочие радости. С самого детства я была худой, надо мной вздыхали и безуспешно пытались откормить крымские родственники.

Неожиданно я оказалась в тренде, получила карт-бланш и расправила крылья. Повезло так повезло! Но выскочила другая проблема – модели с каждым годом становились все моложе и моложе. Мне кажется, они даже школу не успевали заканчивать, как уже топали по подиумам Милана, Лондона и Парижа. Та же история наблюдалась в спорте. И в кино.

Глянцевые журналы списали взрослых женщин на склад ненужных вещей.

Между собой соревновались дети.

Мы теперь должны были навсегда остаться юными, чтобы выжить.