Счастье безумца

Мищенко Антон

– По русскому? – недоумевала мама, пока я смотрел в кружку с чаем, – У тебя же четыре-пять по русскому. Откуда двойка?

Я рассказал о сцене, которую застал по дороге в школу, и съехал на то, что был слишком под впечатлением, чтобы обращать внимание на монотонный нудеж Веры Семеновны. К слову, в это мама поверила с натяжкой, или только сделала вид, что поверила, так как подобные происшествия были не редки в нашем городе. В год в Сосногорске случалось до десяти таких перестрелок, и это была не первая расстрелянная машина, которую я успел повстречать. Чаще это были разборки криминального элемента между собой, реже стычки с милицией. Местные авторитеты предпочитали сохранять балланс отношений с властями, и при наличии денег у

первых и жажды наживы у вторых, балланс этот был почти непоколебим. Конкретно про тот случай, последствия которого застал я, позже говорили, что милицейский патруль увидел "ниссан", отъезжающий от кабака, и решил проверить водителя на алкоголь. Управлявшие машиной братки, которыми, в свою очередь, управляла выпитая водка, не долго думая, принялись стрелять по ментам, что в итоге и привело к аварии, возгоранию и новым могилам с венками "от братвы".

Этот случай тоже быстро отошел на задний план, и уже скоро поток моих мыслей вновь был только об одном. Я стал думать, как можно осуществить задуманное, не нажив при этом неприятностей. Чем больше я об этом думал, чем чаще смотрел на машины, представляя их объятыми пламенем, тем тяжелее было настроиться на что-то другое, и к концу недели мама уже начинала на меня злиться за мою рассеянность.

– Перестань витать в облаках! – одернула она меня в сотый раз, когда мы стояли в очереди в гастрономе, – Следи за сестрой. И займи очередь в хлебном отделе, когда откроется касса.

– Да, да, – заверил я, стараясь заставить себя перестать думать об огне хотя бы на пять минут.

– Мам. Мам, – дергала ее Машка за рукав, – Мам, там дядя.

– Какой еще дядя? – повернулась к ней мама.

– Пор-р-рядочный дядя.

Мама проследила за взглядом Машки и заметила Михаила, склонившегося над прилавком с колбасой. Я тоже его заметил и сразу узнал, хоть он и стоял к нам спиной. Получив от продавщицы палку колбасы, он направился было к выходу, мельком скользнув по мне взглядом, но тут же остановился и снова повернулся ко мне, узнав меня. Он приветственно помахал рукой и, заметив уже и маму с Машкой, подошел к нам.

– Кристина Александровна, это вы, – произнес он.

– Добрый день, Михаил, – ответила мама, – Простите, не знаю отчества.

– Федорович, – машинально сказал тот и будто опомнился, – То есть, просто Михаил. Для вас. Ну, то есть, Миша просто. Для вас, – он покрылся пунцовой краской, – Черт возьми, я мямля.

– Ничего страшного, – мама беззлобно рассмеялась, – Просто Кристина.

Глава 3.

Человек в старой зимней куртке стоял в темном, плохоосвещенном дворе общежития, глядя на одно из окон, в котором недавно погас свет. Декабрь в Сосногорске был малоприятный – после дождей ударили морозы, и дороги представляли собой каток, присыпанный постоянно падающим снегом. Морозный воздух кусался за щеки, периодически обнаруживались тела замерзших насмерть бомжей и алкашей, а старые ботинки нисколько не грели ноги, и уже через пять минут на улице пальцы теряли чувствительность.

Но человека это будто не волновало. Он вынул из кармана руку и почесал горло, нащупав пальцами небольшой шрам. Шрам был нанесен трубкой от шариковой ручки, которую пару лет назад ему пришлось воткнуть себе в горло, чтобы появилась возможность дышать и выбраться из горящей избы.

Человеком этим был Дмитрий Косма, самый близкий друг Максима, известного поджигателя. Дима всегда был осторожным, скрытным и совсем не глупым. Даже после того, как Максима арестовали, никто никогда не говорил, что поджигатель действовал с сообщником. Возможно, в его деле этот пункт был, но сми этот факт не освещало, дело официально закрыли, а его, Косму, никто никогда не искал. Собственно, спрятаться в глубинке, пока в стране творится бардак, было не так уж сложно, но и в этом не было необходимости. Его документы неоднократно проверяла милиция, когда Диму останавливали на улице, и ни разу не возникало никаких проблем.

Не

так давно он прибыл в Сосногорск со вполне конкретной целью. Предательство Максима, самого близкого друга, задело Диму, и целью его дальнейшей жизни была месть. Поначалу он хотел попросту покончить с жизнью, столь сильно его задел факт предательства единственного близкого человека. Спасение из горящего дома было скорее инстинктом выживания, нежели осознанным шагом, но до того, чтобы шагнуть вниз с петлей на шее, все-таки не дошло. Дима посчитал, что Максим должен испытать ту же боль, какую причинил ему. Они были друзьями с самого раннего, детдомовского детства, и только потом на какое-то время разделились, когда обоих призвали в армию, и после, во время учебы в институтах. Максим поступил на геологический факультет в Иркутске, а Дима уезжал в Красноярск учиться на инженера-строителя.

На самом деле, Дима всегда подозревал, что рано или поздно их похождения закончатся тем, что Максима поймают. Дима всегда был очень осторожен, думая на много шагов вперед, и это сработало – осторожность позволила ему выйти незамеченным из одного из самых громких дел в криминальной истории страны. Дима никогда не показывался в кругу, который постепенно образовывался вокруг Максима. Он не был на его свадьбе, не знакомился с детьми и коллегами, а сам Максим не рассказывал никому о Диме. Диме не нравилось, что Максим все больше осваивается в обществе, тогда как он сам не считал себя его частью и презирал окружающих.

Дима хорошо помнил девичью фамилию жены Макса, и когда они покинули Иркутск, он без особого труда нашел семью Скворцовых, состоящую из матери и двух детей. Он даже уже видел их, и мог бы убить их всех, но это было бы слишком просто. Простых вещей Дима не любил. Он любил вести сложную игру, сам себе придумывал испытания и преодолевал их, а убить семью Максима было бы слишком безвкусной местью предателю. Нет, он задумал глобальный план, требующий огромного количества времени и сил. Дима не сомневался, что однажды Максим выйдет из тюрьмы, и тогда можно будет действовать.

То, что он выйдет, Дима был уверен практически на сто процентов. Максим Делов всегда отличался крепким здоровьем, в детстве почти не болел, в отличии от самого Димы, постоянно страдающего от простуды и орз. Конечно, двадцать пять лет в тюрьме здоровья Максиму не прибавят, но то, что он выживет и выйдет, Дима знал. И вот тогда он, наверняка сломленный человек, оболочка от себя прежнего, окажется на воле, Дима и собирался добить его тем, что уничтожит всю его семью.

Пока он просто наблюдал за Кристиной и их детьми, уже в течении полутора месяцев глядя, как они живут. Не так давно, около месяца назад, у бывшей Макса появился новый друг, и Дима не сомневался, что дружба эта приведет к штампу в паспорте. "А что", – размышлял он, – "Баба она молодая, да с двумя спиногрызами, конечно такая мечтает, чтобы рядом был мужик. А учитывая, что в этой сибирской клоаке сплошь синяки, нарколыги и быдло, этот полупокер Миша идеально ей подойдет. Только стеснительный он какой-то. Не удивлюсь, если она ему предложение сделает, а не наоборот."

Дима усмехнулся своим мыслям и перевел взгляд от окна в общежитии на белый "опель", принадлежавший Михаилу. Сам же Михаил, собравшись в гости, купил торт, бутылку вина, и отправился на автобусную остановку. Дима даже мысленно похвалил его за это решение, так как ехать на машине в такую погоду было опасно, а последнее, что нужно Кристине, это еще одна трагедия с близким человеком.

Удовлетворившись увиденным, Дима кивнул и зашагал прочь. На этот вечер у него еще были планы раздобыть немного денег, а это почти всегда означало, что придется кого-то убить, что в этом городе было легко. Стоило зарезать кого-то в подворотне и стащить его кошелек, как менты начинали трясти месную шпану и, в конце концов, задерживали какого-нибудь наркомана, который не мог вспомнить, где находился в момент убийства.