Счастье безумца
Шрифт:
– Ты ведь не знаешь, кто мой отец? – спросил я его.
– Нет, – ответил Миша, – Кристина не говорила, а я не стал расспрашивать.
– Он…, – я сделал вынужденную паузу, поскольку ни разу никому этого не говорил, – Его зовут Максим Делов.
– Оу, – произнес он, – Ясно. Так при чем он тут?
– Ты не знаешь, кто это? – я слегка удивился его реакции.
– Ну, теперь, когда ты так спросил, имя кажется знакомым, – Миша пожал плечами, – Так что с ним?
– Июнь девяносто четвертого, – стал напоминать я, – Вспомни новости.
– Боснийские
Тут он вдруг вытянул шею от удивления, свернул на обочину и остановился, глядя на меня.
– Поджигатель? Максим Делов?
Миша, казалось, испытывал шок, и я не придумал ничего иного, как развести руки в стороны, не зная, что сказать.
– Что ж, это многое объясняет, – произнес он наконец, и я приготовился увидеть разочарование в его глазах.
Однако ничего такого в его взгляде я не увидел. Напротив, это было, скорее, понимание. Понимание и заинтересованность.
– Послушай, – заговорил он, – То, что твой отец был… тем, кем он был, еще не значит, что тебе суждено повторить его судьбу. Скажи, что ты думаешь о человеческой жизни?
Вопрос был сложным для подростка, и тогда я впервые задумался над этим в таком контексте.
– Люди ее берегут, – наконец ответил я, – Значит, это большая ценность.
– Так, – кивнул он, – А как ты относишься к чужой жизни?
– Обычно, – я пожал плечами.
– Тебе не кажется, что ты должен выбирать, кто заслуживает жить больше, а кто не заслуживает вовсе? – спросил Миша.
– Нет, – честно сказал я, – Мне нет дела до остальных людей. Меня заботят только близкие.
– Вот видишь, – Миша потрепал меня за плечо, – Ты мыслишь в правильном направлении. В тебе есть моральный стержень, и ты растешь совершенно адекватным человеком.
Сказать честно, я мечтал услышать что-то подобное, и после этих слов мне стало удивительно легко. Будто огромный камень, который я тащил на спине, вдруг перестал весить, и идти дальше стало очень легко и комфортно.
– Смотри на свою любовь к огню, как на хобби, – посоветовал он, – Не обязательно жечь то, за что можно огрести неприятностей. Можно сжигать, к примеру, мусор. И делать это там, где разрешено. Из практически любой мании можно сделать безвредное, а то и полезное хобби. И я тебе с этим помогу.
– Спасибо, – сказал я, переосмысливая услышанное.
Пообещав, что будет помогать, Миша не просто так бросался пустыми словами. Вскоре он принес стопку журналов по пожарной безопасности, объяснив это тем, что с моим увлечением я должен быть готов к последствиям вроде распространяющегося пламени и угрозы пожара. Журналы были разные: более-менее новые, несколько старых, советских, один аж семьдесят девятого года, и даже британский "файр", в котором было много фотографий и непонятного мне текста на английском.
Читать эти журналы мне нравилось, и уже скоро я знал много разных нюансов про пожары, обратную тягу, легковоспламеняющиеся и огнеупорные поверхности и прочие детали, которые действительно могли помочь в случае чего. На мое одиннадцатилетие, четвертого мая,
Было бы довольно иронично, если бы я, со своей особенностью, стал бы работать пожарным, когда вырасту, но в тот момент я совсем не вспоминал о той своей сущности. Возможность разжечь свой следующий костер мне предоставилась спустя пару недель. Мы запланировали поездку на Байкал, которую я очень ждал, и чувствовал приятное предвкушение, когда таскал необходимые для отдыха на природе вещи в багажник Мишиного "опеля".
На берегу озера мы поставили палатку, и пока мама занималась нанизыванием шашлыков на шампура, я развел чудовищных размеров костер, не стесняясь перестараться. Однако от меня не ускользнул и тот нюанс, что мама смотрела на мои действия спокойно и без страха. Видимо, они с Мишей обсудили мою проблему и пришли к какому-то выводу, который успокоил их обоих.
– Как настроение? – спросил меня Миша, когда мы сидели с удочками у кромки воды.
Я понял, что он имеет в виду мое общее состояние, которое менялось в зависимости от моего персонального наркотика, и ответил:
– Отлично. В неприятности не влипаю.
– Вот и хорошо, – кивнул он и посмотрел вдаль, – Запоминай такие моменты, как этот. Именно на них строится человеческое счастье.
Я тоже посмотрел вдаль и увидел двух охотников, уходящих в лес с ружьями за спиной.
– А ты когда-нибудь охотился? – спросил я Мишу.
– Не-а. Не мое это, – он покачал головой, – Я когда чуть постарше тебя был, от браконьеров пострадал.
– Это как? – спросил я.
Миша снял ботинок с левой ноги, стянул носок, и я посмотрел на его ногу. Мизинец у него был вдвое короче, чем должен быть, и Миша пояснил:
– Гуляли по лесу, и я в капкан наступил. Медвежий, с такими здоровыми зубьями. Вот мне этим зубцом полпальца и отчекрыжило.
Собственно, ту поездку на Байкал я действительно запомнил хорошо, но лишь отчасти потому, что мы отлично провели время. Главным образом запомнить те дни меня заставило то, что случилось по возвращению домой, и это никак не вяжется с человеческим счастьем, про которое говорил Миша. Нет, последующие события развили во мне сильное разочарование в людях и полностью уничтожили веру в справедливость, которая на тот момент была еще по-детски наивная и прочная.
Глава 5.
Когда мы возвращались в Сосногорск, Миша развлекал нас разговорами, заведя одну из своих любимых тем – далекий и прекрасный остров Куба. Он часто говорил про Кубу, оказаться на которой было его мечтой с самого детства. Миша даже учил испанский язык в институте, а на стене в нашей гостиной красовался красивый плакат с изображением песчанного пляжа с пальмами, лазурного океана, и надписью "Bienvenido a Cuba – cielo en la tierra". "Добро пожаловать на Кубу – рай на Земле" – призывно гласил плакат, и Миша подкреплял эту фразу сотнями историй и фактов, которые слышал о Кубе.