Счастье быть с тобой
Шрифт:
— Дело твое, — сдержанно произнес Люк.
Ширли так и не поняла — с досадой или с облегчением.
— Просто я считаю нужным поставить тебя в известность на случай, если ты имеешь какие-то особенные соображения на этот счет, — сказала она.
— Формальная сторона дела меня мало волнует. В основном я беспокоюсь о том, чтобы ты была в порядке. И поэтому, нравится тебе это или нет, намерен последовать совету доктора Лины Смитсон, — решительно заявил Люк.
Ширли в упор взглянула на него.
— Что ты под этим подразумеваешь?
— Выбор у меня невелик. Жить вместе
Так-то оно так, подумала Ширли, только мне уже сейчас не по себе от мысли, что ты станешь запросто являться ко мне домой. Как она ни хорохорилась перед самой собой, все-таки не могла оставаться абсолютно равнодушной к Люку. Для этого существовало множество причин, однако главной, разумеется, являлась та, что они разделили несколько мгновений блаженства. После совместного опыта такого рода у Ширли исчез былой иммунитет в отношении Люка. Именно потому им следовало держаться друг от друга подальше.
К сожалению, Люк имел на сей счет иное мнение. И вдобавок поддержку Лины Смитсон.
— Хотя бы эту малость я могу для тебя сделать? — тихо произнес Люк. — Да и для себя самого тоже...
В конце концов, это отец моего ребенка, промчалось в мозгу Ширли, пока она смотрела в его выразительные карие глаза. Который всего лишь просит позволить ему помогать мне в период беременности. Разумно ли отказывать? Сандра, наверное, рассердилась бы, узнав, что я еще и раздумываю. Кроме того, не похоже, чтобы Люк имел какие-то виды на моего будущего малыша. До сих пор он не давал повода подозревать его в каких-то тайных помыслах. И вообще, откуда эти непонятные страхи? Разве я не в состоянии контролировать ситуацию? Смешно чего-либо бояться, когда точно знаешь, что тебе нужно. Это дает ощущение свободы. К тому же мне известно, чего следует избегать, и это является дополнительной подстраховкой — так, на всякий случай.
Глубоко вздохнув словно для храбрости, Ширли сказала:
— Хорошо, я не отказываюсь от твоей помощи.
Так начались их регулярные встречи. Для Ширли они порой походили на попытку вальсировать на тонком льду, который каждую минуту способен треснуть и разойтись под ногами, открывая полынью с черной холодной водой. А иногда, напротив, приносили радость.
Люк оказался легким в общении человеком. С ним было интересно поговорить, особенно на музыкальные темы. Кроме того, он был неплохо осведомлен обо всем, что касалось балета, — о новых именах, постановках, веяниях и течениях.
Сложность же заключалась в том, чтобы
Примерно через месяц Ширли перестала мучить тошнота. Она начала нормально есть и стала потихоньку набирать вес — отчасти из-за калорийности пищи, но также благодаря развивающемуся у нее под сердцем ребенку.
Еще не так давно увеличение веса для Ширли, как для любой балерины, стало бы кошмаром. Однако сейчас это казалось неважным. Вернее, наполненным иным, чем прежде, смыслом.
Так странно было становиться утром в ванной на весы, видеть, что прибавилось еще две-три унции, и не испытывать по этому поводу никаких других эмоций, кроме радости.
В театре еще никто не знал о том, что Ширли ждет ребенка, однако ей все чаще начали делать комплименты по поводу того, как замечательно она выглядит. Она и сама видела это в зеркале. С ней происходили явные перемены. Она словно расцветала, с каждым днем становясь все краше. Мысль о том, что очень скоро она станет матерью, будто освещала Ширли изнутри.
Люк тоже время от времени не без удивления сообщал ей, что она стала еще красивее, чем была. Но в его устах это звучало не как комплимент, а как простая констатация факта. Кстати, надо отдать ему должное, за последние три месяца их общения он не предпринял ни единой попытки воспользоваться ситуацией в пользу продолжения начатого в хореографическом зале.
Обычно визиты Люка приходились на конец недели и начинались с того, что он подъезжал к коттеджу на своем «бентли», оставлял его у крыльца и шел по дорожке. Ширли открывала дверь, когда Люк поднимался по ступенькам. Обычно он останавливался, несколько мгновений внимательно смотрел на Ширли и лишь затем говорил:
— Здравствуй! — И чаще всего добавлял: — У тебя цветущий вид.
Как правило, на Люке была простая одежда, которую вполне можно было назвать рабочей: потертые джинсы и рубашка или футболка. В таком облачении он больше походил на слесаря-водопроводчика, чем на дирижера симфонического оркестра, и это почему-то умиляло Ширли.
Они входили внутрь, в маленькую прихожую. Здесь Люк останавливался и бодро произносил:
— Ну, чем мне заняться сегодня?
Работы для него находилось немного, чаще всего он изобретал ее сам. Для этого ему приходилось обследовать весь коттедж. И где-нибудь — в ванной, на кухне, в гараже или сарае — непременно обнаруживалось нечто такое, что требовало приложения мужских рук.
— Вот видишь! — довольным тоном произносил Люк, засунув руки в карманы и глядя на Ширли так, что можно было не сомневаться: ему нравится на нее смотреть. — Нужно поменять прокладку в кране.
Или подкрутить какой-нибудь винт. Или подкачать колесо «вольво». Или отнести к уличному баку мешки с накопившимся за неделю мусором. Или вымыть автомобиль.
Ширли в свою очередь рассматривала Люка. Из-за смены амплуа он казался ей забавным. И поэтому она тоже была рада его видеть.
Между ними словно шла безмолвная беседа, параллельно той, для которой использовались слова. И она была более теплой и многозначительной, чем реальная.
— Мусор я и сама могу вынести, — говорила Ширли.