Счастье из чужой вселенной
Шрифт:
Наверное, не будь её в момент казни рядом, я бы опозорился на всю Империю. Это было невыносимо. Боль рвала и без того драную в клочья душу на части. Умом понимал: мой отец — безумец и чудовище. Только вот память, тварь беспощадная, безжалостно подкидывала сотни моментов из прошлого. То, как он учил меня всему, что я знаю, как улыбался мне, хвалил, подбадривал. В те мгновения воспоминания о том, как он приговорил Еву или отрёкся от меня, казались подёрнутыми туманом. Оттого жестоким, болезненным ударом были его слова о том, что он считает нас с братом своими ошибками, за которые стыдно. Смотрел на отца и не верил тому, что вижу и слышу.
Внутри творилось нечто неописуемое. Хотелось заорать во всё горло, крушить всё вокруг и плакать, как ребёнку. И лишь присутствие Евы, которую ощущал всем своим существом, заставляло держаться, балансировать на грани постыдного срыва. Затем она обняла меня, принося невероятное облегчение. Её прикосновения и близость словно наполняли силами.
Несколько часов я тщетно пытался восстановить подобие душевного равновесия. С моей стороны было свинством бросать Еву одну на чужой территории, но как гид или собеседник я был хуже не придумаешь. Брат заверял, что смеска весьма увлечённо изучает наше родовое гнездо. Оставалось надеяться, что ей правда не скучно.
Мы много проговорили с Мейном. В отличии от меня, казнь отца по нему почти не ударила. Скорее, он был удручен необходимостью отвлечься от любимого дела и зол из-за свалившихся обязанностей главы рода. Брат годы назад лишился последних крох любви и уважения к родителю. Он не смог простить ему смерти матери. Был убеждён в абсолютной виновности отца. Я же сам разрывался в этом вопросе надвое. С одной стороны, разве не для рождения потомства нужны детородные самки, какой и была наша мать? Это их прямое предназначение и обязанность. С другой, можно и правда более щадяще относиться к той, кто рожает тебе детей. Давать большие перерывы между беременностями. Больше баловать. В то, что отец бил маму, поверить никак не удавалось, хотя Мейн утверждал, будто видел лично этот ужас. В общем, брат к отцу относился, мягко говоря, прохладно, и не особо горевал о его кончине. Скорее, стыдился, что оказался в столь близком родстве с предателем.
Но сколько бы ни приводил сам себе разумных доводов о том, что папа стал чудовищем, что бы ни говорили Мейн, Ева и окружающие, мне всё равно было больно. Я знал его совсем другим.
Когда брат устал вправлять мне мозги, я, не в силах больше находиться в комнате, где прожил подавляющую часть своей жизни, выбрался на улицу. Устроился на берегу искусственного пруда и просто смотрел на красоты родины, стараясь ни о чём не думать. Присутствие Евы уловил на непонятном самому уровне. Я уже даже удивляться перестал, что чувствую присутствие девушки нутром. Её нахождение рядом наполняло душу теплом. Не в силах противиться, взял смеску за руку, обвил тонкую талию хвостом, чтобы хоть на миг ощутить её чуть ближе. Вольность, за которую вполне мог получить по физиономии, но Ева лишь мягко улыбнулась, делая почти счастливым на эти мгновения. Пока я всё не испортил.
На какой-то миг инстинктивная жажда её близости и тела затмила напрочь разум. И, не отдавая отчёта, приник к желанным губам. Целовал девушку, сходя с ума от примитивного животного желания соития, пока в затуманенное похотью сознание не проник испуганный голос Евы, заставляя очнуться от наваждения.
Ледяная вода пруда охладила тело, прочистила мысли, но легче не стало. Только хуже. Было так тошно, что хоть на стену лезь. Да что творится с моей жизнью? Почему всё идёт наперекосяк? Когда я перестану портить всё, до чего дотянусь?
Необходимо было поговорить с Евой, как-то объясниться, но одно только воспоминание об ужасе в салатовых глазах напрочь лишало уверенности. Оттого и слонялся я неприкаянной тенью по кораблю, раздражая экипаж своей кислой миной. И всё же надо взять себя в руки. Самец, то есть, мужчина должен уметь отвечать за свои поступки.
Добравшись до каюты девушки, нажал на «звонок» и стал терпеливо ждать ответа. Цвет сменился с красного на белый, означающий, что девушка слушает.
— Ева, открой, — выпалил, собравшись с духом. — Ты сама понимаешь, что нам не избежать разговора.
В ответ — молчание, которое давило на нервы. И, чего уж кривить душой, неимоверно расстраивало.
— Тебе нечего бояться, — предпринял новую попытку. — Обещаю. Я себя полностью контролирую.
В стене образовался проход, в котором застыла напряжённая девушка. Она топталась на месте и кусала губы, не зная, выйти наружу или пропустить меня внутрь. В конечном итоге, глубоко вздохнув, Ева посторонилась, приглашая войти. Каюта была типовой, у меня была точно такая же. Даже оттенки были идентичны. В общем, ничего интересного.
— Я бы хотел извиниться за… — тут я буквально споткнулся, не зная, как обозвать свой приступ безумия. — За то происшествие у пруда. Я поддался инстинкту и нарушил данное тебе обещание. Мне очень стыдно. Правда. Прости, Ева, я не хотел тебя напугать.
В эти несколько коротких фраз я постарался вложить весь тот шквал чувств, всё своё сожаление, которое бурлило в душе. Смотрел в глаза девушке и чувствовал нечто, чего не ощущал никогда прежде. Непреодолимую потребность защищать её от всего на свете. Заботиться и оберегать. Сделать всё возможное, чтобы счастливая улыбка светилась во взгляде. Эти чувства и потребности были так новы и необычны, что совершенно сбивали с толку. Вызывали растерянность на грани беспомощности.
— Хорошо, — тихо отозвалась Ева, но её глаза, увы, не светились счастьем. — Я верю тебе. Но всё же, думаю, по прибытии на Лендор нам стоит вернуться к формату отношений «сослуживцы».
Стало тоскливо. Появилось чувство, будто меня обокрали. А чего я хотел? Надеялся, что поездка изменит что-то между нами? Пусть я и не размышлял об этом, но именно в этот момент осознал: в душе всё же надеялся. И тем горше оказалось разочарование. Что же, сам виноват. Сам всё испортил, как сейчас, так и до этого.
***
К моменту возвращения на Лендор мне удалось взять себя в руки, насколько это было возможно. Со стороны я выглядел как обычно, никаких лишних эмоций, показывающих, что у меня на душе. Всё как надо. Ни к чему позорить собственную расу неадекватным поведением.