Счастье на десерт
Шрифт:
Отслойка, кровопотеря, один плод страдает. Почему она называет моего сына плодом? Мне очень страшно. Медсестра суёт мне бумаги. Подписываю, не читая, руки трясутся, дважды роняю ручку.
Люба убегает готовиться к операции. Медсестра протягивает мне кружку, смачиваю губы, украдкой делаю глоток. Меня переодевают в одноразовую ночнушку и шапочку, кладут на каталку.
Молоденькая медсестра трещит, что всё будет хорошо, что у Любы золотые руки. И что когда-нибудь я буду смеяться, вспоминая всё это, очень вряд
На лифте поднимаемся на этаж выше. Меня под руки заводят в блок, усаживают на операционный стол. Медсестра развязывает сзади ночнушку, она разъезжается по бокам.
— Здравствуй, Мирослава. Меня зовут Михаил, я анестезиолог, сейчас я поставлю тебе эпидуральную анестезию. Будет немного больно, придется потерпеть, — уговаривает меня приятный мужской голос.
Михаил — моё любимое имя. Загадываю, что это знак и всё будет хорошо.
После укола меня укладывают на стол. Люба и ещё какой-то врач наготове, через маленькую ширму, я вижу в белых перчатках скальпели. Люба каждую секунду поглядывает на часы. Второй врач — мужчина, улыбается мне глазами.
— Пробуй! — командует Люба.
Врач в смешной шапочке с пчёлками тычет в мою ногу скальпелем.
— Чувствуешь? — спрашивает.
— Да, — отвечаю честно.
Он и Люба синхронно хмурятся, и через секунду скальпель упирается в другую ногу чуть выше.
— А так чувствуешь? — голос врача становится напряжённей.
— Да, — выдыхаю чуть слышно.
По дёрганым движеньям и звяканью инструментов понимаю что-то неправильно.
Поворачиваю голову, молоденькая медсестра вымученно мне улыбается.
Самым решительным оказывается анестезиолог Михаил.
— Так, Мирослава. У нас нет времени ждать, пока тебя возьмёт анестезия. Видимо, такая особенность организма. А счёт идёт на минуты. Ты же хочешь здоровых детей?
— Да, — еле ворочаю языком от ужаса.
— Хорошая девочка, — гладит меня по голове Михаил. — Она умница, она потерпит, начинайте.
После его отмашки все будто отмирают. Люба со вторым врачом переговариваются и начинают операцию, что-то пищит, щёлкает, звякает, терпко пахнет йодом.
У моего изголовья встаёт медсестра, на форме вышито имя Анна. Я как ватная кукла от страха. Все эмоции притупились, ничего не соображаю.
— Всё будет хорошо! Вы молодец, неонатолога уже вызвали! — сбивчиво шепчет она.
Всё что происходит дальше, мелькает вспышками. Желтые часы на стене, ползущий скальпель по животу, острая боль, мушки перед глазами, мелькающие лица. Голоса врачей, чьи-то руки в животе, неприятное рвущее ощущение.
Первый крик. Громкий, обиженный, живой.
Сильно жмурюсь, чувствую, как слёзы катятся по щекам, щекотно затекая в уши.
— Мальчик! — объявляет Люба, передавая моего сына медсестре.
— Мальчик, сорок восемь сантиметров, два килограмма пятьдесят грамм. Шесть,
Дальше время словно растягивается, операция продолжается, но, мне кажется, всё происходит ужасно медленно. Я не понимаю, сколько минут прошло.
— Мальчик! — снова говорит Люба. — Асфиксия. Где Олег?
Я вижу, как Люба отдаёт новому врачу моего второго сына, и он не кричит.
— Я здесь. Забрал.
Врач исчезает с моим ребёнком. Я вижу только его спину, и что рядом с ним суетятся две медсестры.
— Адреналин быстро! Давай же, мужик, дыши, ты же вон какой крепкий.
Улавливаю еле слышный писк.
— Есть, ты молодец, настоящий мужик, молодец! — облегченно выдыхает врач. — Люба, парня забираю к себе.
— Хорошо! Шьём, — командует Люба.
Я тихо скулю, повернув голову в сторону жёлтых часов. Двенадцать двадцать пять. Я только, что родила двоих сыновей и не видела ни одного из них.
— Всё будет хорошо, — уговаривает меня Анна.
Я вою уже в голос и громко всхлипываю.
— Почему он не кричал? Куда его забрали? — спрашиваю сразу у всех.
— В реанимацию забрали! Мира, соберись! Успокойся! — выговаривает мне Люба.
Я ужасная и слабая, и мне ужасно страшно. А она только что спасла моих детей. Я рыдаю и хочу к Мише, он же здесь? Когда он рядом всё решаемо.
После операции меня отвозят в реанимацию, а потом в отдельную палату, платную. Миша где-то рядом, я хочу ему позвонить, но понятия не имею, где мои вещи и есть ли в них телефон.
Надо взять себя в руки, успокоится. Всё будет хорошо, обязательно. У меня теперь большая семья. Миша, бабушка, Кай, Маша, Стас с Марком все очень ждали мальчишек.
Нащупываю крестик на шее, зажимаю в кулаке. Я не знаю молитв, только Отче Наш, шепчу слова бесконечно по кругу. Потом просто своими словами. Мне всегда, казалось, что у меня непростые отношения с религией, но сейчас я верю как никогда.
Господи, пожалуйста, спаси моих детей.
Глава 40.
Мирослава
Просыпаюсь оттого, что меня гладят по голове. Открываю глаза, рядом с кроватью сидит Миша. Бледный, круги под глазами, щетина.
— Привет, — хриплю, облизывая пересохшие губы.
— Привет, Медочек. Как себя чувствуешь? Пить хочешь? — Миша берет с тумбочки маленькую бутылочку с минералкой, наливает и протягивает мне стакан.
Приподнимаюсь на подушке, жадно пью. Голова тяжелая и тело, будто ватное после всех манипуляций и лекарств.
— Шов немного болит. Где ты был? Я вчера родила мальчиков, но мне их не показали! Их сразу забрали. Как они? — пытаю мужа, потому что уверена он-то их точно уже видел.