Счастье – не пение жаворонка
Шрифт:
Он встал со стула и пошёл в горницу. Начал одеваться. Не торопливо, не спеша. Натянул на ноги зимние ботинки, как попало, напялил на себя полушубок, шапку нахлобучил на голову и доложил:
– Я пошёл к Борьке. Пообщаемся немного.
– Иди к своему Борьке! Он такой же тюня-матюня, как и ты! Два сапога – пара. И оба по этой смазливой бандитке сохните, по вашей красотке Амелке. Да из неё никогда жена не получится. У неё родители безумными были. А яблоко от яблони не далеко падает.
Сын с упрёком посмотрел на мать, но ничего не
Дед с внучкой сидели за столом, обнявшись. Амелия была в слезах, да и Степан Акимович угрюм. На какое-то время он легонько отстранил от себя её руку и выпил стаканчик самогона, закусив спиртное колбасой. Поведал Рудых ей, в общем-то, обычную, житейскую историю, похожую на тысячу других.
Всё, что он рассказал, могло бы показаться Амелии очень простой и незатейливой сказкой, если бы всё то, о чём говорил дед, никоим образом не касалось Амелии и её покойной матери.
А всё и, на самом деле, случилось просто. Около двадцати лет тому назад приехал на короткое время поработать сюда, в Кедровую Высь, на угольный разрез один инженер. Не старый, но уже ему тогда хорошо за тридцать лет было. Случилось так, что пути его и покойной Варвары Рудых пересеклись.
Встретились они, и встречи у них были жаркими и долгими. Варвара только его и обхаживала. Любила, такое всем понятно было. Но потом что-то у них не заладилось. Поссорились, может быть.
Мать Амелии гордой была. Забеременела от пришлого человека и ничего ему о сложившейся ситуации даже не сообщила. Может, сама толком и не поняла, что между ними произошло. Любовь или баловство одно: пылкая и активная страсть. Этот парень-мужик, по натуре добрый и не урод, даже и не ведал, что всё так получилось. Он посчитал, что Варвара нашла себе другого и, как-то, постарался забыть всё то, что их связывало.
Когда приезжий инженер, который несколько лет в Кедровой Выси отирался, всё же, уехал отсюда в областной центр, во многом и по причине своей несчастной любви, то Варвара почти сразу же вышла замуж за охотника-промысловика Игната Древцова. Тогда ещё не глотал водку, как пеликан. Принимал её вовнутрь только по большим праздникам, в пределах разумного и допустимого.
Любил очень Варвару, чего и не скрывал от неё и окружающих. По причине этой многие грехи ей смог, что называется, списать. Но их совместная жизнь заладилась только поначалу. Потом всё пошло наперекосяк.
– Вот такие-то дела, Амелия, красивый мой цветок, – как бы, подвёл итог сказанному дед Рудых. – Ты уже давно взрослая и теперь должна знать всё.
– Мне больно и страшно оттого, что я, получается, – тихо сказала девушка, что я – не родная дочь моему отцу Игнату Петровичу Древцову. Значит, люди всё говорили правильно. Это – совсем никакие не сплетни.
– А какая тебе-то разница, дурочка? Скорей всего, и твоего настоящего батяни в живых-то уже давно нет. Если ещё он на белом свете, то о твоём существовании и не ведает. Да и где он, никто
Амелия вытирала платком бегущие по щекам слёзы. Такая новость не очень-то её и радовала. За что же ей такое наказание? Всё у неё совсем не так, как у других людей.
– Так мой отец, настоящий, – она вытерла слёзы на щеках прямо передником, – который вырастил меня, знал, что я не его дочь? Он – мой настоящий отец!
– Ясно, что Игнат обо всём знал. Ведь он женился на Варваре, когда та была уже на четвёртом месяце беременности. Он любил тебя.
– Он настоящий человек и… мой отец. И никто другой! Но почему тогда такой вот… стала моя мама?
– Не могла она забыть залётного инженера. Он тоже её не забыл. Ведь долго ей письма писал. Варвара ему ни на одно послание не ответила.
Да, так ведь все и происходило. А подруги непутёвой Варвары Степановны, по её просьбе, конечно, большой грех совершили. Однажды написали этому человеку, что Варвара умерла. То ли от простуды, то ли ещё от чего… Решила она таким вот странным и весьма жестоким образом разрубить все узлы. Если сразу, получается, не полюбил он её, то такому… красавчику и, как говорится, от ворот поворот. Кроме того, она и замужем уже за Древцовым находилась.
Но не любила она Игната… чего уж там скрывать. Потому и пошла в загулы. А потом и он вслед за ней. Туда же… сначала в весёлую жизнь, а потом и в могилу.
– Страшны истории твои, дедушка, – Амелия облокотилась на спинку стула. – Почему же мы с тобой такие несчастливые?
– Ты заладила всё одно – «несчастливые», – сказал Степан Акимович. – Потому, видно, мы такие, как есть, что так нам богом дано. С одной стороны, а с другой – и самому надо думать, что и как делать, чтобы человеком остаться. Это важно. Вот и получается, что одна такая маленькая закавыка в существовании твоей матери Варвары не шибко приглядно смотрится. Пьянство и распутство.
– И ты туда же, вредный старик! Как флюгер. Куда ветер дует, туда и ты начинаешь поворачиваться. Стараешься быть таким, как все.
– Никакой я не флюгер, и подобным никакой двуногой вертушке мне уже не стать. Но надобно вещи и события своими именами называть. Варвара жизнь свою собственную, да и другим людям, изрядно подпортила. Иные, как бы, не напрямую, но во многом по этой причине на тот свет раньше времени ушли.
– Разве она виновата, что у неё всё так в жизни сложилась?
– Она и виновата. Не Пушкин же и ни министр обороны.
– Мамка была у тебя красивая и гордая. Вся в мою жену и свою матушку, Агафью Семёновну. Да ты её почти и не застала, младенцем была. Она рано умерла. А жениться я не стал. Зачем?
– Ты рассказывал. Она зоотехником была на молочной ферме. Теперь такого хозяйства в наших местах нет.
– Ни фермы нет, ни Агафьи. Очень красивая была. Но ты гораздо краше её. И такое обстоятельство не очень даже меня радует. Не здорово получается.
– Почему, дедушка?
– Да только потому, что слишком красивым бабам господь не даёт, почему-то, счастья. За какие такие грехи, спрашивается. Сиротинушка ты моя.