Счастье не приходит дважды

Моспан Татьяна Викторовна

Лавров улыбнулся.

— Вот почему дело передали другому следователю.

— Каюсь, — приложил руку к сердцу Пивоваров.

— Ладно, дело прошлое.

— Я уже потом сам пожалел. Этот следователь — Фролов — с виду человек обходительный, но такого наворотил, прости господи, что я за голову схватился. Правда, меня он не подозревал.

— Я вас подозревал лишь первое время. Работа такая — подозревать всех участников и отрабатывать все возможные версии.

— Когда дело вроде прекратилось, я сначала обрадовался — конец всем мучениям.

Лавров покачал головой.

— Убийцу

не нашли, — напомнил он. — Значит, вы, как, впрочем, и другие, оставались подозреваемым.

— Вот! — повысил голос Пивоваров. — Я это лишь потом понял, в связи с выборами. Нашлись доброжелатели, — злобно сверкнули глаза Пивоварова, — подсказали. Когда шел к вам в прокуратуру несколько дней назад, думал, все, хватит мое имя полоскать. Вернусь домой и вычеркну свою кандидатуру из списков, пусть подавятся!

— Что же вам помешало?

— Я понял, что вы мне верите и что найти убийцу действительно в моих интересах. Но это все лирика. Я… Водички дайте попить, — попросил Пивоваров, — в горле от волнения пересохло.

Лавров, не скрывая интереса, смотрел на Пивоварова.

— Вчера вечером по домашнему телефону раздается звонок. Звонит знакомый, говорит, что со мной хочет поговорить некий Петрухин. Я: что случилось? Приятель отвечает, что тот сам мне все объяснит. Дело касается черного бриллианта. Я говорю, что знать не знаю ни про какой черный бриллиант и что покупать в ближайшее время никаких драгоценностей не планирую. Фамилию Петрухин я слышал, но лично с ним знаком не был. У него была фирма, потом что-то не заладилось, и он улетел в Америку. Приятель настаивает, говорит, что речь идет не о покупке и что у этого самого Петрухина ко мне серьезное дело. Ладно, говорю, можно встретиться. Пошутил еще, что сам в Америку лететь не собираюсь, пусть приезжает сегодня утром ко мне в офис. — Пивоваров опять сделал несколько глотков из стакана. — Я, может, долго рассказываю, но все это имеет значение. Короче, сегодня встретились. Оказывается, — Пивоваров в возбуждении подался вперед, — ровно два года назад, незадолго до смерти, этот самый господин Петрухин продал моей покойной жене кольцо с черным бриллиантом.

— Вы этого не знали?

— Откуда? У Аиды появились свои средства с тех пор, как она стала занимать должность вице-президента медицинской страховой компании. Драгоценности она, как и всякая женщина, обожала. Последнее время мы мало общались, у каждого была своя жизнь. Она мне о покупках не докладывала.

— Почему Петрухин продал ей перстень?

— Я же говорю, два года назад он почти разорился, не до украшений стало.

— Этот был женский перстень?

— В том-то и дело, — радостно закричал Пивоваров. — Мужской. Точнее, выполнен в виде печатки, посредине этот самый черный бриллиант. Эту вещь могли носить как мужчина, так и женщина. Перстень Петрухин Аиде продал, но среди ее вещей его не оказалось.

— Вы это точно знаете?

— Точно. Я у дочери сегодня был. — Пивоваров предвосхитил вопрос Лаврова. — Она тоже ничего не знает.

— Выходит, перстень исчез?

— Да. Я думаю, что знать о нем мог лишь один человек. Элла Ревенко, жена была с ней очень близка.

— Ревенко на следствии ничего не сказала, — задумчиво произнес следователь. —

Но мы у нее этого и не спрашивали.

— Вот видите!

— А почему Петрухин вам позвонил?

— Он хотел выкупить кольцо назад. Вещь, сказал, редкая.

— Опять разбогател?

— Да вроде. Такая наша жизнь, — вздохнул Михаил Иванович.

— Аиду убили давно, почему он позвонил только сейчас?

— Не знал. Его и в России не было. Он и сейчас бы не узнал, вернее, узнал бы, но не сразу, не появись в газете эти публикации с намеками в мой адрес. Вот сволочи! — завелся с пол-оборота Пивоваров. — Доберусь я до них… Леонид Леонидович, эти новые данные вам помогут сдвинуть дело с мертвой точки?

— Думаю, что да. Скажите, а кто еще мог знать о личной жизни вашей покойной жены?

— Никто.

— Даже дочь?

Михаил Иванович покачал головой:

— Мне она ничего не рассказала. Попробуйте, может, у вас получится. Вы думаете, что… Аиду пристрелил любовник?

— К сожалению, очень похоже.

— Да бросьте вы — «к сожалению», — фыркнул Пивоваров. — Мне и тогда до ее похождений не было дела, а сейчас тем более.

— Вы знали ее любовников?

— Нет. Я за ней не следил, это она мне устраивала… танец с саблями. Она была очень осторожная. Если у нее кто-то и появился, то все было шито-крыто. Приятелей она подбирала тщательно. Вы думаете, — ахнул Пивоваров, — что ее убили из-за кольца?

— Пока ничего сказать не могу. Аида Витальевна сама могла сделать такой царский подарок своему приятелю?

— Исключено, — уверенно отрезал Пивоваров. — Что угодно, только не это. Не ее стиль.

— Могла влюбиться и…

— Да нет же, говорю вам. Надо было просто знать Аиду. Любовника она завести могла, но подарить ему дорогой подарок — нет. Не хочу наговаривать на покойницу, но она была очень расчетливым и прижимистым человеком.

После ухода Пивоварова в кабинет к Лаврову заявился следователь Валентин Архипов.

— Новостей — куча! — с порога радостно начал он. — Я вас не беспокоил, чтобы не мешать исповеди господина Пивоварова. — Он что, сам пришел?

— Сам.

— Ну и фрукт, — возмутился Валентин, когда Лавров рассказал, почему у него два года назад забрали дело по убийству Пивоваровой. — Он, оказывается, еще и «телегу» на вас накатал!

— Валя, не будь мелочным, — урезонил его Леонид Леонидович. — Человек все осознал. Помощь следствию оказывает. Ценить надо.

— Да ценю я, ценю. Понял теперь господин Пивоваров, что обходительность Фролова ему сейчас боком может выйти. Убийство жены не раскрыто, а с таким багажом в политические деятели не пролезть.

— Валя, ближе к делу.

— Короче, выяснилось, с кем провела последний день жизни Элла Ревенко. — Архипов сделал значительную паузу. — Она поехала в ресторан клуба, чтобы продать изумрудные серьги. Это из показаний соседки. «Эллочка очень бедствовала после гибели мужа, кому не знать, как мне. Совсем извелась, бедная, хорошая женщина была, душевная, раньше, когда деньги были, всегда мне в долг давала. Теперь так получилось, что и у меня иногда занимала. Серьги долго продать не решалась. Жалела, мужний подарок. И вдруг решилась. Куда, говорит, мне в них теперь ходить?»