Счастье с третьей попытки
Шрифт:
Она выкатила полную грудь колесом, будто выбрать Устинов должен был непременно это. А еще и округлую задницу, которую она продемонстрировала через минуту.
– Два литра молока. Десяток яиц, килограмм сосисок, батон, буханку черного, консервов пару банок в томате. – Он судорожно сглотнул слюну, представив, как макает черный хлеб в томатный соус в консервной банке. – И еще… Супчик в пакете. Килограмм картошки.
– Нету. Картошки нету. – Она глянула на него, как на дурака. – Кто же в деревню картошку повезет. У нас ее в каждом дворе сажают.
Устинов побледнел.
– Вы знаете, как меня зовут?! – прошептал он в ответ на ее приветливую улыбку. – Но откуда?!
– Да вы же дом Устиновых занимаете. Так?
– Так.
– У бабы Тани Устиновой был только один сын – Илья. У Ильи, баба Таня рассказывала, были сын и дочь. Сын Сергей, дочь Мария. Так?
– Так.
Внутри все заныло. Спрятался, называется?! Да он тут, оказывается, обнаженнее голого!
– Ну вот, а вы спрашиваете, откуда я вас знаю! – несказанно обрадовалась продавщица, заваливая прилавок заказанными им продуктами. – Это деревня, здесь все на виду. Так что картошку я вам сама после работы занесу. Нужна?
И она снова выпятила грудь, обтянутую вязаным жилетом. И Устинов снова задался вопросом: что конкретно ему предлагается?
– Приносите картошку, – осторожно конкретизировал Сергей Ильич.
Сложил все покупки в пакет, оплатил и пошел к выходу.
– А вы вечером-то в клуб приходите, – вдруг звонко рассмеялась ему в спину продавщица. – У нас тут городских много, бильярд гоняют, пиво пьют, иногда танцуют.
– Иногда, это когда? – Он скупо улыбнулся, обернувшись из вежливости.
– Это когда пива много выпьют. – И она снова рассмеялась.
Устинов вернулся в бабкин дом, включил старую электрическую плитку, поставил на нее воду в алюминиевой кастрюльке, помятой с одного бока. Присел на табуретке рядом, тиская в руках пакетик с супом.
Надо было что-то делать. Надо было куда-то срываться. Здесь ему не спрятаться. Все на виду. Его все местные, оказываются, знают. Городские, которые гоняют шары по бильярдному столу и упиваются пивом до танцев, узнают об этом скоро, если прямо не сегодня вечером. И что потом?
А потом ничто не помешает им сообщить о поселившемся чужаке в их деревне в полицию. Ведь он же может быть уже в розыске! И его фотопортреты размножаются на ксероксах и раздаются постовым и…
Господи! Как же он влип!
Вода закипела. Устинов надорвал пакетик, высыпал крохотные макаронные звездочки вперемешку с сухой морковкой в кастрюльку, помешал.
Нужно было что-то делать. Нельзя сидеть сиднем в этой деревне и ждать, пока старый бабкин дом возьмут в кольцо сотрудники полиции. Ему отстреливаться нечем. Да он и стрелять не умеет! Он тихий мирный человек, незаметный, никогда не высовывающий голову из ниши, определенной ему господом.
Нет, неверно! Он высунул свою глупую лысеющую башку, высунул из своей кельи. И теперь, как результат, жизнь его может закончиться. Бесславно! Или болезненно.
Надо бежать, решил
Продавщица! Вот кто ему поможет! Он позвонит Машке с ее телефона. Попросит не волноваться и удерет из этой деревни куда подальше. И попросит, чтобы она посмотрела на стендах о разыскиваемых людях, нет ли там его портрета.
Магазин оказался закрытым. Устинов расстроился, но потом сообразил, что молодуха наверняка набирает ему картошку и прихорашивается. Не именно сейчас, так через час явится.
Явилась та почти в половине четвертого. Вязаный жилет Катерина поменяла на стеганую куртку черного цвета, пышно взбила волосы, повязав их ярким платком, обулась в высокие ботинки на толстых каблуках. В руке она держала два пакета, в одном угадывалась картошка, в другом что-то непонятное.
– Вот я вам картошечки уже наготовила, Сергей Ильич. И колготиться вам не следует, – приветливо улыбнулась она, без спроса вваливаясь в дом.
Поставила пакет с картошкой у порога. Второй пакет, широко шагнув, Катерина водрузила на дощатый стол. И достала из него белую кастрюльку в яркий изумрудный горох, обернутую махровым полотенцем, судочки и салатники, из которых так восхитительно пахло, что Устинов тут же позабыл про съеденный недавно суп, которым будто бы и насытился.
– А это за знакомство. – Катерина достала с самого дна пакета бутылку водки, втиснула ее между посудой. – Вы не против, Сергей Ильич?
То, что она не настаивала, а словно спрашивала у него разрешения, ему понравилось. И Катерина понравилась тем, что не была кричаще яркой. Обычной была, и готовила опять же хорошо… наверное. Пахло изумительно.
Устинов глянул на бутылку водки, перевел взгляд на салатники и судочки, которые Катерина уже распаковывала. Она столько всего принесла! И грибы, и холодное мясо, нарезанное здоровенными ломтями, и жареные куриные ножки, и даже салат из овощей, обильно политый сметаной. Кто устоит?! А он – измученный неприятностями последних дней, истерзанный неизвестностью – тем более!
– Наливайте, Катерина. – Устинов полез в бабкин буфет, достал два маленьких пыльных стаканчика. Дунул в них. – Может, не так стерильно…
– А и ладно! Вот этим все простерелизуем! – Она щелкнула по бутылке коготками, принялась раздеваться. – Мы сейчас с вами такой пир закатим, Сергей Ильич! А потом, может, и в клуб завалим. А? Как?
– Может быть… – Он осторожно улыбнулся. И вдруг вспомнил: – Катерина, а у вас телефон с собой? Маше хотел позвонить, а мой совершенно не работает.
– Не вопрос. Позвоним и Маше, но чуть позже. – Катерина сверкнула белозубой улыбкой, села за стол, хозяйски разлила водку по стаканчикам, подняла свой. – Ну, за знакомство, Сергей Ильич?..