Счастье
Шрифт:
Еще раньше чем Комков узнал в ней Лену, он уже догадывался, что это именно она.
Никто не умел так соединять быстроту отдельных движений с общей медлительностью, как Лена. Она всегда как бы медленно торопилась. Комков крикнул, и, мельком обернувшись, она сначала испугалась его зова, а узнав, приветливо помахала рукой, требуя, чтобы он поскорее догнал ее.
— Вы что же пешком? — спросил Комков, поравнявшись.
— Надоел как-то шум. Да я, вы же знаете, люблю ходить.
Да, он это знал. Весною чуть
Они пошли молча. Потом, когда почувствовали, что им хочется говорить об одном и том же и что следует, как это ни трудно, возможно скорее найти начало разговора, Лена остановилась и ожидающе взглянула на доктора.
— Это не нам кричат? — безразлично спросила она.
Снизу, от районного центра, отдаленной волной шли какие-то гульливые крики — не то кто-то пел, не щадя голоса, не то и в самом деле кого-то звали.
Вслушиваясь в эти звуки, они невольно залюбовались широкой холмистой долиной, лежащей перед ними далеко внизу. Изрезанная садами и виноградниками, она была вся перед их глазами, и, казалось, ее можно схватить за края, поднять и унести с собой.
— Нет, не нам, — ответил Комков, почти не улыбнувшись по своему обыкновению. Готовясь заговорить о том, что их обоих тревожило, он, как наскоро заполненный блокнот, перелистывал впечатления сегодняшнего дня, ища и не находя первой фразы.
Лена покорно ждала. Ей виделось только одно — измученное лицо Воропаева за столом президиума.
Покончив с делами года, Воропаев заговорил о культуре.
— Культура, тяга к красоте, — говорил он, — это воспитание в себе влечения к умным вещам, и очень обидно, что не все мы думаем об этом, а многие из нас даже считают, что кто-то другой разжует нам культуру и накормит ею, когда понадобится. Мы-де заняты-перезаняты, так вот, товарищи руководители, вы нас и повеселите, и развлеките, и научите. Так ведь можно дойти до мысли, что государство обязано нас брить, мыть в бане и водить к портным и сапожникам.
Он стоял рядом с трибуной в не новом, но выутюженном кителе, отлично отглаженных галифе и в парадно начищенных сапогах, то есть в том единственном костюме, который был на нем обычно, но выглядел сейчас очень красиво, торжественно.
— Все о выступлении Воропаева думаю, — без всякого предисловия вдруг произнес Комков. — Не шаблонные слова говорил, и увидите — это надолго запомнится.
Лена, давно ожидавшая этой первой, ничего не означающей фразы, так же без предисловия спросила:
— Как у него сейчас со здоровьем?
— Видите ли…
— Да вы говорите прямо.
— Воропаев — человек для всех. Организация очень сложная. Для таких, как он, нет лекарств. Они болеют-то как-то не по-людски.
— Он стал такой худой.
— Худой? Да он весь
— Ой, нет, — и Лена двинулась дальше. — Зимой вы говорили, что перемена жизни — самое хорошее лекарство. Вот он переменил, — тихо сказала она.
— Он недопеременил. Надо бы к этой перемене немножко радости. Хотите, я вам покажу одну необыкновенную вещь? — резко переменил он разговор и жестом пригласил за собой Лену. — В жизни — не то, что в человеческих отношениях, в ней меньше шаблона. Пойдемте. Тут недалеко.
Они прошли несколько шагов в сторону от дороги, спустились бегом по крутой тропинке, завернули за скалу и остановились.
Земля обрывалась вниз, как крыло самолета. Они стояли у отвесного края большого каменного стола. Две огромные веллингтонии накренились своими могучими стволами над обрывом. Казалось, им стоило лишь оттолкнуться корнями, чтобы взлететь в воздух.
— Да это ж «Орлиный пик»! — сказала Лена. — На эту площадку я часто заглядывалась снизу. Она напоминает орлиное гнездо. Но я понятия не имела, что она до такой степени хороша. Создаст же такое природа! Лучше не придумаешь.
— Это не природа, — сказал Комков. — Это человек.
— Правда? Кто такой?
— Этого я не знаю. Но след чьей-то сильной жизни здесь явственно сохранился. Во-первых, обратите внимание — веллингтонии. В здешних местах они попадаются только в хороших парках, сами по себе не растут. Без человеческих рук, и рук толковых, здесь не обошлось.
— Думаете?
— Безусловно. Вы только поглядите, как симметрично они стоят по краям расщелины. Ее, очевидно, предполагалось использовать для лестницы.
Лена опустилась на колено и критически осмотрела расщелину. Бойкая молодая луна в упор освещала скалу.
— Да, — сказала она, поднимаясь, — вы правильно говорите. Я даже так думаю, что и расщелина — тоже чьих-то рук дело: очень уж она аккуратна.
— А вы поглядите-ка сюда, — предложил оживившийся Комков, — взгляните на подпорную стену из тесаного камня. Что скажете? Это уже определенно не природа.
— А где же стоял дом? — увлеченная открытием чего-то не каждый день встречающегося, озабоченно огляделась Лена. — Дом-то был или нет?
— Да в том-то и дело, что никакого дома нет. Не ищите! Ни дома, ни даже фундамента. А водопровод, представьте, есть, — доктор, пошарив рукой под веллингтонией, поднял осколок гончарной трубы.
— Труба эта шла из-под гор. Я подозреваю, что, когда строили шоссе, нарушили всю систему, потому что сейчас вода не поступает на участок. Но какой огромный труд, какая энергия!