Счастливая куртизанка
Шрифт:
Единственным случаем, когда мне довелось его о чем-нибудь просить, было мое заступничество за его камердинера, того самого, который с первых дней был посвящен в тайну наших отношений. Слуга этот как-то вызвал недовольство своего господина недостаточным усердием и с тех пор впал у него в немилость.
И вот он поведал об этом моей камеристке Эми, умоляя ее просить моего заступничества, на что я согласилась, и ради меня слуга снова был прощен и принят на службу, за что негодник отблагодарил меня, забравшись в постель к своей благодетельнице Эми, чем весьма меня рассердил. Впрочем, Эми великодушно признала, что произошло это столь же по ее собственной вине, сколь и по его, ибо она так сильно влюбилась в этого малого, что, если бы он не попросился к ней в постель, она, вернее всего, сама бы его пригласила. Должна сказать, что это меня успокоило и я лишь настаивала на том, чтобы он не узнал от нее, что мне об этом известно.
Здесь я могла бы рассказать немало забавных приключений и разговоров, какие у меня бывали с моей девушкой Эми. Но я их опускаю, слишком уж необыкновенна собственная моя история. Кое-что, однако, на того, что касается Эми и ее молодчика, я должна сообщить.
Я спросила Эми, как ей случилось оказаться в столь близких отношениях с ним, но Эми уклонилась от объяснений на этот счет. Со своей стороны я тоже не стала донимать ее расспросами, зная, что та в ответ могла задать мне встречный вопрос: «А как могло случиться, что
Как я уже говорила выше, по этой причине я не могла в душе своей сердиться на Эми. Правда, я опасалась, как бы моя девушка не оказалась беременной тоже, но этого не случилось, а, следовательно, никакой беды тут не было; ведь у нее, так, же, как у ее госпожи, был почин, и, как известно, с тем же, лицом, что у меня.
Когда я оправилась от родов, поскольку младенец был обеспечен хорошей кормилицей и к тому же приближалась зима, пора была думать о возвращении в Париж. Но к этому времени у меня был собственный выезд и лакеи, и с разрешения моего господина я позволяла себе время от времени вызывать карету в Париж, чтобы в ней проехаться по аллеям Тюильри и прочим приятным местам города [39] . Однажды моему принцу (если мне дозволено его так называть) захотелось доставить мне развлечение и прокатиться вместе со мной. Дабы осуществить, свое намерение, и вместе с тем не быть узнанным, он приехал за мной в карете графа де***, лица весьма влиятельного при дворе; лакеи, сопровождавшие карету, были одеты в ливреи графа де***, словом, по экипажу было нельзя догадаться ни о том, кто я такая, ни — кому принадлежу; для вящей же осторожности принц приказал мне сесть в карету возле дома портного, куда он имел обыкновение заходить — по амурным ли делам, или еще каким, о том мне дознаваться не следовало. Я не имела понятия, куда ему было угодно меня везти, но, усевшись в карете рядом со мною, он сказал, что повелел своим слугам, сопровождать меня во дворец, чтобы дать мне случай взглянуть на beau monde [40] . Я сказала, что мне безразлично, куда ехать, раз он удостаивает меня своего общества. Итак, принц повез меня в великолепный Медонский дворец, где в то время пребывал дофин [41] , с одним из домочадцев которого он был на короткой ноге; последний предоставил в наше распоряжение свое жилище на все то время, что мы там были, а провели мы там три или четыре дня.
39
…проехаться по аллеям Тюильри и прочим приятным местам города. — Через дорогу от дворца Тюильри по распоряжению Екатерины Медичи (1519—1589) был разбит сад (1564 г.), который позднее знаменитый садовник Людовика XIV Ленотр (1613—1700) превратил в огромный парк с прудами, статуями и фонтанами. Ездить по его аллеям разрешалось лишь лицам, принадлежащим к аристократическим семьям.
40
Высший свет (франц.)
41
…великолепный Медонский дворец, где в то время пребывал дофин… — Медонский дворец, расположенный в живописной местности между Версалем и Парижем, был построен министром Людовика XIV маркизом Лувуа (1641—1691). После смерти Лувуа дворец сделался резиденцией дофина (1661—1711) — сына Людовика XIV, так и не успевшего унаследовать престол.
Так случилось, что в это самое время туда из Версаля ненадолго прибыл король проведать супругу дофина, тогда еще здравствовавшую [42] . Принц из-за меня все это время жил там инкогнито и, услышав, что король гуляет по саду, не выходил из дому; однако придворный, у которого мы гостили, собрался со своей супругой и несколькими своими знакомыми взглянуть на короля. Я тоже была удостоена чести их сопровождать.
Посмотрев на короля, — тот появился в саду совсем ненадолго — мы поднялись на просторную террасу с тем, чтобы выйти к парадной лестнице. Когда мы пересекали залу, глазам моим предстало зрелище, от какого я едва не лишилась чувств. Не думаю, чтобы на всем свете сыскалась женщина, которая могла бы сохранить спокойствие в подобных обстоятельствах. По какому-то случаю во дворце оказался полк лейб гвардии, или, как у них это называется, Gens d'armes [43] ; то ли они несли там дежурство, то ли ожидался смотр, я не знаю, ибо в делах этого рода я ровно ничего не смыслю; как бы то ни было, я увидела, что в караульню, обутый в сапоги и при мундире, как то бывает, когда наши гвардейцы несут дежурство в Сент-Джеймском дворце, входит мистер ***, мой первый муж, пивовар.
42
…туда из Версаля… прибыл король проведать супругу дофина, тогда еще здравствовавшую. — Еще один пример смещения исторических событий: жена дофина Мария Баварская умерла в 1690 г., и со времени переезда дофина в Медонский дворец с ним была его любовница, мадемуазель Шуэн.
43
Жандармы (франц.) — Разумеется, здесь речь не о «жандармах» в современном значении этого слова; так в ту эпоху называли полк тяжелой кавалерии, входивший в королевскую гвардию. — Сент-Джеймский дворец, построенный по чертежам Гольбейна в 1532 г., со времен Генриха VIII становится официальной резиденцией английских монархов, несмотря на то, что сам Генрих VIII с 1529 г. перебрался во дворец Уайтхолл, которому (до пожара 1698 г.) отдавали предпочтение и последующие английские короли. С 1664 г. по приказу Карла II королевская конная гвардия несла караульную службу в Сент-Джеймском дворце во время пребывания там короля или членов его семьи.
Я не могла обмануться: я проходила мимо него так близко, что едва не коснулась его подолом и взглянула ему прямо в лицо, правда, прикрыв свое веером, дабы не быть узнанной. Я-то его узнала тотчас, тем более, что он при мне с кем-то заговорил, так что я его, можно сказать, узнала, вдвойне.
Несмотря на то, что я была ошеломлена, — а как велико было мое изумление, догадаться не трудно, — я все же, пройдя два-три шага, обернулась и, задав какой-то вопрос даме, которая шла рядом, остановилась, как бы для того, чтобы окинуть взором великолепную залу, караульню и прочее; на самом же деле мне
Пока я стаяла, занимая спутницу своими расспросами, он прошел мимо меня, опять совсем близко, беседуя с человеком, одетым в такой же мундир, как у него самого; к величайшему моему удовлетворению, — в котором, впрочем, было мало радости, — я услышала, что он говорит по-английски со своим товарищем, который, по-видимому, тоже был англичанином [44] .
Между тем я обратилась к своей спутнице еще с одним вопросом.
— Не скажете ли вы мне, сударыня, — спросила я, — кто эти солдаты? Это личная охрана короля?
44
…говорит по-английски… тоже был англичанином. — В описываемую эпоху в европейских армиях служили наемные солдаты разных стран. В 1678 г., в соответствии с мирным договором, заключенным между Голландией и Англией, согласно которому последняя обязывалась не оказывать поддержки Франции, находившейся в то время в состоянии войны с Голландией, английские подданные были отозваны с военной службы во Франции. Если следовать «календарю Роксаны», обнаружить своего мужа среди французских гвардейцев она могла примерно в 1706 г., когда еще шла «война за испанское наследство» (1701—1714 гг.), во» время которой Англия и Франция были противниками. Если же принять условное время романа — «эпоха правления Карла II», то надо считать, что действие происходит либо в 70-е годы XVII в., когда по тайному Дуврскому договору Карл II, окончательно продавшись Людовику XIV, предоставил в распоряжение последнего английские войска в помощь его агрессивным войнам против Германии и Нидерландов, либо раньше, в самом начале реставрации Стюартов, когда Людовик XIV сформировал полк «английских жандармов» из католических приверженцев Карла II, которых тот по требованию парламента был вынужден исключить из числа королевской гвардии.
— Нет, это конная гвардия, — ответила она. — Должно быть, сегодня назначили небольшой отряд конногвардейцев сопровождать короля; обычно же у его величества свои телохранители.
С нами была еще одна дама, и она тоже вступила в разговор.
— Мне кажется, сударыня, вы ошибаетесь, — сказала она. — Я слышала, что гвардейцы находятся здесь по особому распоряжению, и что кое-кто из них ожидает приказа выступить походом к берегам Рейна [45] ; завтра, однако, они возвращаются в Орлеан.
45
…ожидает приказа выступить походом к берегам Рейна… — С самого начала правления Людовика XIV и до конца XVII столетия Франция постоянно, даже в перерывах между объявленными войнами, вступала в вооруженные столкновения со своими северными соседями по Рейну — немецкими княжествами и Нидерландскими штатами; таким образом «поход к берегам Рейна» был в порядке вещей. Быть — может, Дефо и имел в виду какую-нибудь определенную кампанию, как, например, вторжение французских войск в прирейнские владения Голландии в 1672 г.
Не довольствуясь полученным разъяснением, я нашла способ разведать, к каким частям принадлежат эти господа, и заодно узнала, что через неделю их ожидают в Париже.
Два дня спустя мы возвратились в Париж; беседуя с моим господином, я вскользь упомянула, будто слышала, что через неделю в Париже ожидают гвардейцев и что мне очень хотелось бы видеть, как они будут дефилировать по городу. Любезность принца в делах такого рода была всегда такова, что стоило мне намекнуть на какое-нибудь мое желание, и оно бывало тотчас исполнено. Он дал повеление своему камердинеру (мне бы следовало его называть отныне камердинером моей камеристки ) разыскать для меня на этот случай дом, откуда я могла бы видеть, как будут проходить гвардейские полки.
Так как на сей раз принц меня не сопровождал, я позволила себе взять с собою мою камеристку Эми; мы с ней расположились так, чтобы получше видеть то, что меня интересовало. Я рассказала Эми, кого я видела, и она жаждала приобщиться к моему открытию не меньше, чем жаждала я — произвести дальнейшие наблюдения в ее обществе; что до существа открытия, то Эми была почти, так же поражена, как и я. Короче говоря, гвардейцы вступили в город, как и ожидалось, и парад их был поистине блистательным, все в новых мундирах, при оружии и со знаменами, которые архиепископ Парижский должен был торжественно благословить. Вся процессия имела весьма праздничный вид, а так как кони шли шагом, в моем распоряжении было довольно времени для пристального обозрения всей колонны. И вот, в одном из рядов, привлекших мое внимание благодаря необычному росту правофлангового [46] , я вновь увидела своего молодчика, и, должна сказать, он не уступал никому из своих товарищей ни в осанке, ни в бравости, хоть ему и было далеко до чудовищного роста упомянутого мной огромного малого, — сей последний, впрочем, как мы узнали, принадлежал к знатному гасконскому роду и был прозван Великаном Гасконии.
46
…необычному росту правофлангового… — По свидетельству Андрея Матвеева, в королевскую конную гвардию набирали «людей изрядного росту».
К счастливому для нас стечению обстоятельств присоединилась еще одна удача — в ту самую минуту, когда интересующий нас отряд поравнялся с моим окном, в шествии произошла какая-то заминка, и вся колонна остановилась. Это дало нам возможность как следует разглядеть его вблизи и окончательно удостовериться в том, что здесь не было ошибки: это был, вне всякого сомнения, он.
Эми, в силу ряда причин посчитав, что ей можно с меньшим риском, нежели мне, заняться расспросами, обратилась к своему приятелю, сказав, что ей хотелось бы разузнать поподробнее о некоем гвардейце, который привлек ее внимание; дело в том, объяснила она, что она увидела здесь одного англичанина гарцующим на коне, меж тем как жена его, посчитав, что его нет в живых, вышла замуж вновь и покинула Англию. Приятель Эми не знал, как ей в этом помочь. Зато какой-то человек, стоявший с ними рядом, вызвался разыскать ее англичанина, если только она сообщит имя, и в шутку прибавил, что этот джентльмен, верно, ее бывший любовник. Эми со смехом отклонила его предположение, но продолжала свои расспросы с настойчивостью, показавшей ее собеседнику, что ею движет отнюдь не праздное любопытство. Оставив шутливый тон, он спросил, в каком отряде она обнаружила своего знакомца. Она необдуманно назвала ему имя моего мужа, чего ей делать вовсе не следовало: затем показала пальцем на знамя удаляющегося отряда и сказала, в каком примерно ряду ехал наш молодчик, но только она не могла назвать имя капитана, в чьем подчинении он находился. Неутомимая Эми, однако, следуя советам господина, с которым разговорилась, разыскала нашего красавца. Оказалось, что он даже не удосужился переменить имя, так как не предполагал, чтобы его стали здесь разыскивать; словом, как я уже сказала, Эми его разыскала, смело направилась в расположение его роты, попросила его вызвать, на что он тотчас к ней вышел.