Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник)

Нотомб Амели

Петронилла много путешествовала. После поездки в Будапешт она надолго пропала в Нью-Йорке. Она говорила, что, подобно Фредерику Моро из «Воспитания чувств», хочет испытать эту «меланхолию пароходов».

– Ты поплыла в Нью-Йорк на пароходе? – изумилась я.

– Главное – самой в это верить, – загадочно ответила она.

* * *

В начале 2014 года до меня дошли слухи столь невероятные, что я не хотела в них верить, – будто бы Петронилла несколько раз в неделю в одном подозрительном ночном заведении играет в

русскую рулетку.

Я расхохоталась от всей души и собиралась уже позвонить вышеупомянутой особе, чтобы поведать, какие слухи о ней ходят. «Это приписывают только тому, кто на такое способен», – собиралась я ей сказать, но тут она объявилась сама.

– Я не смогу прийти в четверг вечером.

– В какой четверг вечером? В следующий?

– Двадцатого марта.

– Но это твой день рождения.

– Я работаю.

– Ты работаешь вечером в свой день рождения?

– Именно.

– Но ты обещала мне этот вечер!

– Не настаивай!

И повесила трубку. Я была очень обеспокоена. Пыталась себя убедить, что это ее очередное любовное свидание. «Но почему у нее такой равнодушный голос?» – терзалась я вопросом.

По слухам, которые дошли до меня, Петронилла играла в русскую рулетку в каком-то полуподвальном клубе на улице Сен-Сабен. Поскольку вечер 20 марта теперь был у меня свободен, ничто не мешало мне зайти в вышеупомянутое заведение.

* * *

В условленный день около семи я прибыла на место, одетая как маркитантка, следующая за рыцарями Святого Грааля, что не выделяло меня среди прочих посетителей.

«Несчастная Петронилла, тебе и в самом деле нужны деньги, раз ты готова работать в таком прокуренном притоне!» – думала я.

В герметичном рюкзачке, наполненном кубиками льда, я принесла бутылку шампанского «Жозеф Перье», «блан де блан», миллезим 2002 года, и бокалы в боковых карманах. И правильно сделала, потому что в карте вин заведения на Сен-Сабен – стиль готов обязывает – имелись только пиво и сладкое вино с корицей.

Об игре в русскую рулетку не извещала ни одна афиша, то ли чтобы избежать неприятностей, в случае если нагрянет полиция, то ли потому, что все эти слухи – полная ерунда, решила я.

Своды заведения наводили на мысль, что раньше здесь были катакомбы, освещение годилось бы для какого-нибудь тайного склепа, а у клиентов и официантов на каждом пальце было по перстню с черепом – все здесь предвещало смерть. Тревога охватывала меня все сильнее.

Раздалась красивая мелодия – мне понадобилось какое-то время, чтобы ее распознать, – «Рулетка» американской рок-группы «Систем оф э Даун». Для присутствующих это был некий сигнал: все замолчали. Поскольку здесь не было ни сцены, ни эстрады, Петронилла подошла прямо к барной стойке. В первый раз в жизни она показалась мне высокой, возможно, потому, что была единственной, кто стоял, а не сидел. Из кармана джинсов она вытащила револьвер и своим высоким невнятным голосом начала произносить вступительную речь:

– Дамы и господа, русская рулетка – это игра, которая никогда не выходит из моды…

Дальше

я не слушала. Черт побери, так это все всерьез! Простой и вполне объяснимый страх уступил место панике, я сжалась и почти окаменела.

Специально для тех, кто, возможно, не знаком с правилами игры, Петронилла открыла оружие, продемонстрировала пустой барабан, вложила в него единственный патрон, закрыла и прокрутила эту штуку, благодаря которой револьвер получил свое название. Свой треп она закончила словами:

– Есть ли в зале добровольцы?

Публика рассмеялась. Я нет.

– Вот всегда так – рассчитывать можно только на себя.

Композиция группы «Систем» закончилась.

– А теперь попрошу тишины.

Добиться тишины не составило никакого труда. Слышно было, как крутится барабан, или по крайней мере казалось, что слышно; все внимание было приковано к тому, что происходит у барной стойки. Петронилла приставила ствол к виску и заговорила снова:

– Достоевский, которого приговорили к смертной казни и который не знал, что его в последнюю минуту помилуют, рассказывает, что чувствовал, стоя перед расстрельной командой, он говорил о невероятно долгих – до головокружения – мгновениях, о немыслимой красоте самых обычных вещей, о том, как глаза начинают видеть то, что надо видеть. И теперь я могу подтвердить: он был прав.

Она нажала на курок. Ничего.

Я собиралась уже было упасть на колени, чтобы возблагодарить провидение, когда она заговорила вновь:

– В вестернах эта штука называется шестизарядником. Значит, я буду стрелять шесть раз. Осталось пять!

Когда она опять начала свои манипуляции с револьвером, у меня промелькнуло смутное воспоминание: лет десять назад было популярно какое-то видео – «Секреты русской рулетки» или что-то вроде того, где некий специалист объяснял, как можно крутануть барабан, чтобы патрон оказался в определенном месте. Может быть, Петронилла тоже владеет этим приемом? Во всяком случае, я на это надеялась.

Она нажала на курок. Ничего.

– Еще четыре! – объявила она.

Я наблюдала за движением, каким она приводит в действие барабан, – оно казалось естественным до такой степени, что заподозрить расчет было невозможно. Мне не удалось бы найти объяснения.

– Теперь ствол сам находит путь к виску, – сказала она.

Снова нажала на курок. Ничего.

– Еще три.

Даже если Петронилла и видела тот фильм, все равно риск был колоссальным. И опытный иллюзионист мог бы совершить ошибку, что уж говорить об этой авантюристке.

Она нажала на курок. Ничего.

– Еще два.

Одна лишь Петронилла и сохраняла хладнокровие. Все остальные окаменели от ужаса, в первую очередь я. То, что мы чувствовали и что могла выразить лишь сгустившаяся до предела тишина, было нечто большее, чем страх, высшая степень напряжения – время замерло, каждая секунда дробилась на бесконечное количество осколков, каждый из нас – как Достоевский перед взводом расстрельной команды – ощущал дуло револьвера у собственного виска.

Она нажала на курок. Ничего.