Счастливая жизнь для осиротевших носочков
Шрифт:
Порой мир так хмур,
мне совсем не хочется просыпаться,
А потом я слышу ее – мелодию.
Все вокруг говорят:
это шелест ветра в листве, но
Я слышу музыку,
которая
Скарлетт С.-Р. и «Синий Феникс». «Не переставай верить в меня»
Отправитель: Эрика Спенсер
Получатель: Алиса Смит
Дата: 2 марта 2019 года
Тема: (без темы)
Алиса, здравствуйте.
Я провела небольшое расследование и выяснила, что теперь вы работаете в Париже, в стартапе под названием «ЭверДрим».
Я жду вашего звонка. Даже у моего терпения есть границы, и вы их достигли. Эрика Спенсер
Дневник Алисы
Лондон, 8 мая 2012 года
Дорогой Брюс!
Я переживаю тяжелый период, но, кажется, мне понемногу становится легче. Долорес говорит, что я скорблю.
Мама звонит мне по три раза на дню. Она не смогла приехать из-за проблем со здоровьем, но зато вчера приехала Скарлетт.
Они с Оливером решили сделать мне сюрприз. Не знаю, кому из них двоих принадлежала эта идея, но мне повезло, что они есть в моей жизни. Скарлетт доверила своего кота, Дэвида Боуи, подруге (они с Алехандро расстались) и прилетела первым же самолетом. И судя по всему, категорически отказалась, чтобы Оливер оплатил ей билет.
Я открыла дверь и увидела Скарлетт, она стояла на пороге в своих ярко-желтых конверсах и рваных джинсах. Скарлетт раскинула руки в стороны, и я кинулась в ее объятия. Не знаю, кто из нас расплакался первым.
Пока я рыдала на диване, Скарлетт приготовила мне чай, а потом сидела рядом и подавала мне салфетки, повторяя, что ей очень жаль, что это несправедливо. Потом обняла меня и принялась укачивать. Она не пыталась придумать рациональные аргументы, чтобы меня успокоить, не стала приводить статистику удачных ЭКО, рассказывать о том, что каждая четвертая беременность заканчивается выкидышем, или о том, после выкидыша на какой недели родители имеют право грустить, потому что эмбрион уже был «настоящим» ребенком. Она даже не сказала, что я ни в чем не виновата, потому что знала: это равнялось бы признанию того, что у меня есть причина чувствовать себя виноватой.
Она гладила меня по волосам, напевая песню, которую написала в самолете специально для меня. Эта песня полна любви и нежности. Она начинается неторопливо, но постепенно разгоняется, становится интенсивнее и ритмичнее и заканчивается взрывом. Сначала я подумала, что эта песня не в стиле Скарлетт, но потом она несколько раз сыграла ее на своем Фениксе, улучшая по ходу дела, и тогда я вспомнила слова, которые она сказала мне на пляже в Наррагансетте. Что она хотела сочинять песни, которые начинаются медленно, а потом набирают темп. Эта песня именно такая, Брюс. Она прекрасна. Ты даже не представляешь, как я горжусь своей младшей сестренкой.
Сегодня утром Скарлетт осторожно спросила, правда ли я хочу сдаться, ведь остались еще два эмбриона. Возможно, Оливер ей рассказал, что я отказываюсь говорить на эту тему, а может, она просто беспокоилась обо мне. Мы гуляли по Грин-парку, народу почти не было. Старик на скамейке читал газету «Сан», белки праздновали начало весны.
– Я боюсь, что у нас снова ничего не получится. Я так устала… К тому же осталось всего два
– У тебя могут родиться близнецы, – мягко сказала Скарлетт. – Как бы ты их назвала?
Я покачала головой.
– Не хочу больше привязываться и давать детям имена, словно они уже существуют… это слишком больно.
– Да, хорошо…
Скарлетт выглядела немного грустной, и у меня в голове пронеслась мысль: «Какая мать откажется давать имена своим будущим детям?»
– Фред и Джордж, – ляпнула я первое, что пришло в голову.
– Фред и Джордж?
– Да, так зовут близнецов из книг о Гарри Поттере.
– Я никогда не читала «Гарри Поттера»… Значит, дети будут мальчиками?
– Да. Почему-то я в этом уверена.
Также я уверена, что мое потерянное солнышко было девочкой с голубыми, как у ее отца, глазами, но мне слишком больно, чтобы рассказывать об этом кому бы то ни было. Даже Скарлетт.
* * *
С тревогой изучив статистику загрузок приложения «ЭверДрим», отрываю взгляд от экрана компьютера. Тридцать девять загрузок за четыре недели. При мысли о том, что мне придется сказать об этом Крису, настроение сразу опускается ниже нуля. С тех пор, как наша команда вернулась из Плудерека, прошел месяц. С тех пор мы с Джереми встречались дважды – по четвергам, как и планировали. Обычно правила меня успокаивают, но, признаться, я жду заветного четверга каждую минуту, которую мы с Джереми проводим порознь. Я миллион раз хотела написать и предложить встречаться чаще, но сдерживалась и поправляла колючую проволоку, которой окружила свое сердце и которая незаметно рассыпается, словно подточенная ржавчиной. Когда искушение написать становится слишком велико, я принимаю снотворное и ложусь спать.
Джереми как ни в чем не бывало здоровается со мной в коридорах, разговаривает с Виктуар у кофемашины, спорит с Крисом у него в кабинете. Все как всегда. На работе у него невозмутимый вид, по которому невозможно что-либо прочесть. Джереми ведет себя так, будто между нами ничего не происходит. Но каждый второй четверг все меняется. Один раз мы ходили в кино, другой – в ресторан. Утром я сбегала на рассвете, сказав, что мне нужно позаботиться о Дэвиде. Джереми ни о чем меня не спрашивает.
Во вторник обедаю с Виктуар и Реда. Виктуар говорит, что Джереми в плохом настроении, потому что Зои с мамой уехали отдыхать. Не могу справиться с разочарованием. Почему Джереми ничего мне не сказал? Мы могли бы встретиться и в этот четверг… Но он не пишет, не предлагает увидеться. Я проверяю телефон каждые десять секунд, трепещу от надежды каждый раз, когда получаю сообщение, а потом злюсь на саму себя за такое поведение. Ближе к пятнице я смиряюсь. Джереми просто следует установленным мною правилам. Его не за что винить.
Я складываю документы, готовясь оставить офис до понедельника, когда телефон вдруг оживает. Открываю сообщение и читаю имя отправителя. Сердце пропускает удар.
Джереми Миллер
Привет. Что делаешь в субботу вечером?
Недоверчиво смотрю на экран. Несмотря на то, что сообщение ясное и однозначное, я перечитываю его несколько раз, пытаясь понять: оно сдержанное или холодное? Написанное под влиянием момента или с хитроумным расчетом? На эти размышления у меня уходит добрая четверть часа, а потом я спохватываюсь: надо ответить. Но поскольку мои мозги напрочь отключаются, когда дело касается Джереми, то я снова принимаю неправильное решение.