Счастливчики с улицы Мальшанс
Шрифт:
Два концерта! Десять тысяч долларов! Грабители! Ну слава богу, что всё кончилось. Через неделю — отъезд.
С Мари я всё же решил перед отъездом повидаться. Послал к ней Роберта. Обычно она его слушает, а тут он её еле уломал.
Виделись мы всего несколько минут. В её обеденный перерыв, в машине моей, Мари бледная, печальная, одета в чёрный халатик, руки в чернилах,
— Не отъезжай далеко, Юл! — говорит. — Мне к часу на месте надо быть.
— Понимаешь, Мари, — говорю. — Я завтра уезжаю за океан в турне…
Уж до чего была бледной, а ещё бледней стала.
— Ты пойми…
Закрыла глаза. Я сначала думал, не обморок ли.
— Я понимаю, Юл! Неужели ты думаешь, что я ничего не понимаю? Я давно жду, когда ты скажешь, что всё кончено…
— Да нет! — перебиваю. — Я ведь скоро вернусь. Но ты понимаешь, что значит турне за океан? Ведь это такая слава! Это, если пройдёт успешно, это… Я буду первым, впереди Пресли! Впереди всех их… Я..
— Да, конечно, конечно, Юл. Ещё слава! Ещё деньги! Ещё виллы! Ещё тысячи этих несчастных дур, которым вы все морочите головы!
— Тише, не кричи, — говорю.
— А почему мне не кричать? — Глаза сверкают, губы белые, щёки горят, вот такой она тогда с Максом была, когда меня защищала. — Почему не кричать? Ты кричишь, когда тебе больно? А почему я не могу? Неужели ты не понимаешь, что все эти клубы, все эти сумасшедшие с их уродским обожанием не стоят сотой доли моей любви? Юл, когда ты стал таким? Почему я всё проглядела? Ну конечно, я была слепа! Слепа, как все твои фаны! Они видят в тебе то, чего нет. И я вижу лишь то, что давно-давно ушло… — И заплакала.
Я объясняю, что это очень важная поездка, что скоро вернусь, и потом… А что лотом? Что я ей могу обещать? Бормочу что-то. В общем, плохо мы простились — я даже испугался. Мари перестала плакать, причесала волосы, сидит спокойная, холодная. Когда я подвёз её к заводу, вышла, кивнула мне головой, как чужому, и не спеша пошла к проходной.
Я её такой ещё не видел. Что она задумала? Надо послать к ней Роберта,
На следующий день я улетел за океан. Даже если я проживу сто лет, мне никогда не забыть, как меня там встречали! Этот старый Том — тамошний Лукас — может сто очков вперёд дать господину Бенксу. Вот это была реклама!
Не успел теплоход подойти к берегу, как на его палубу опустился вертолёт и меня на этом вертолёте перенесли в какую-то загородную виллу! Потом только я узнал: во всех газетах было написано, что гангстеры хотели меня похитить и вернуть за выкуп в пять миллионов долларов. Гангстеров, конечно, старый Том придумал. Вот это реклама! Вечером он прокатил меня по Нью-Йорку в машине. Какой город! Какие дома! Сколько огней! И всюду огромные светящиеся буквы: «Юл Морено — Сын моря — величайший певец века. Тираж пластинок 10000000». И моя физиономия. Словом, они тут такую деятельность развили, что билеты на все мои концерты давно проданы и сама фирма, скупившая через подставных лиц половину, начала продавать билеты по тройной цене.
Первый мой концерт состоялся в Рокфеллер-центре. Зал роскошный, сцена поднимается и опускается.
Старый Том всё использовал для рекламы. За два часа до концерта с виллы, где я жил, выехали три бронированных «бьюика» и одна машина с радиокомментаторами.
В течение всего пути по двум радиостанциям шёл репортаж о том, какие опасности и препятствия преодолевал кортеж по дороге в Рокфеллер-центр. В одном месте возникла перестрелка с «гангстерами», в другом «конкурирующая фирма» перегородила мост грузовиками, чтоб сорвать концерт. На подступах к городу толпы фанов бросались под машины, выстраивались плотной стеной поперёк улицы и т. д. В конце концов машины застряли в
Между прочим, за все эти штуки старому Тому была потом присуждена ежегодная премия Всеамериканской ассоциации агентов по рекламе. Да, дело поставлено у них не то что у нас. Два первых ряда были заняты переодетыми сотрудниками фирмы — девчонками и мальчишками, владеющими приёмами дзюдо, вооружёнными кастетами и резиновыми дубинками, которые они прятали под кофточками и пиджаками. За кулисами с обеих сторон стояли пожарные с мощными брандспойтами. Ну, совсем как в цирке возле клетки С тиграми! рядом — охранники со слезоточивыми гранатами, ещё полсотни охранников прятались за занавесом. Снаружи здания и в фойе торчали сотни две полицейских. Старый Том рисковать не хотел. Лукас тоже не дурак — он застраховал меня на полтора миллиона долларов.
Но вот свет погас как обычно, единственный голубой луч направлен, на сцену. Я стою в этом голубом луче, в тельняшке, с гитарой на ремне. Мгновение в зале стояла тишина, а потом словно горный обвал — зал заревел тысячами голосов «Юууу-л!» Первой я исполняю новую песенку, специально написанную для этого турне: «Америка — страна мечты». Потом ещё две, тоже специально, написанные: «Ох, уж эти негры» и «Кастет, кастет, ты — верный друг».
Я их пел по-английски — выучил. После каждой песни в зале раздавался такой рёв, что мне казалось, что Я оглохну.
Потом я перешёл к своему обычному репертуару. Голубой луч сменился синим, золотым, белым. На экране за мной, на фоне вздымающихся волн, проецировался мой, огромный чёрный силуэт. Я пел «Мари», «Голубого попугая», «Земли усталой оставляем берега», «Счастливчиков», роки, твисты.
Взявшись под руки, зрители, сидя, качаются целыми рядами справа-налево, слева-направо. Они сидят бледные, закрыв глаза. Некоторые девчонки уже в обмороке.
Я знаю, что произойдёт дальше. Старый Том распланировал всё заранее. Вот уже в разных местах зала встают здоровые ребята, растрёпанные девчонки — они завтра получат в кассе фирмы по пять долларов — и начинают колотить по спинкам стульев. Сначала их примеру следуют только несколько человек. Затем всё больше и больше зрителей. И вот уже весь зал стучит по спинкам стульев, а ребята выламывают один, второй, третий стулья и разбивают их в щепы. Стоимость поломанной мебели заранее оговорена между владельцами зала и фирмой. В зале началось что-то невообразимое: грохот, треск, вопли, визг, дикие крики. С вытаращенными глазами, с пеной на губах, с искажёнными лицами девчонки и ребята ломали стулья, рвали друг на друге одежду. Некоторые из них стали рваться ко мне на сцену.
Дзюдоисты, сидящие в первых рядах, обрушивали на их головы резиновые дубинки, пожарные выбежали на авансцену и направили в зал струи воды, ворвалась полиция, прожекторы стали полосовать зал лучами… Я метнулся за кулисы и, не передеваясь, бросился в свою бронированную машину. Окружённый охраной, автомобиль на бешеной скорости несётся в загородную виллу, а к помещению театра с воем мчатся санитарные и полицейские машины.
На следующий день все газеты сообщают: двое задавленных насмерть! Девяносто раненых, двести арестованных! Зал разгромлен! Убытки — тридцать тысяч долларов! Невероятный успех! И билеты на мой следующий концерт перепродаются уже не в трое, а в десять раз дороже.