Счастливка
Шрифт:
За все время они не сказали ни слова, только кряхтели от напряжения и ухали, выдыхая воздух, но Клементьев знал, что его бьют за эту смуглую женщину, за молдаванку. Потом он потерял сознание, но смутно продолжал ощущать удары, словно били не его, а кого-то рядом, а до него доходило лишь сотрясение почвы.
Очнулся Клементьев от холода. Его лицо, руки, одежда были покрыты росой. Клементьев хотел было встать, но снова потерял сознание.
Очевидно, он полз в беспамятстве, инстинктивно, потому что, когда к нему вернулись мысли и чувства, он увидел, что находится
Его спасли сослуживцы.
В тот день Клементьев понял, что можно умереть просто так, ни за что…
Клементьев перевернулся на живот, дотянулся до бутыли и отхлебнул вина. Вставала огромная луна. Она еще не совсем оторвалась от моря, и ее диск то и дело омывали волны; нижняя ее часть сплющивалась, вытягивалась в море светлым нашлепком, и луна становилась очень похожей на разбитое сырое яйцо, из которого вытекал белок.
Ветер утих. Вернее, от него остался маленький ветерок, словно ребенок-ползунок. Он возился рядом с Клементьевым, шуршал ракушечником, гладил одеяло, касался лица теплым дыханием.
Звуки исчезли. Только равно и глубоко дышало море.
Было светло от звезд, песка, воды. А может быть, это долетел отсвет Средиземного моря, куда ушло солнце.
Клементьев достал свечи и укрепил их в ракушечнике, слева от матраса. Потом он воздвиг из песка крепость, чтобы защитить огонь от «ползунка». Крепость охватывала свечи полукругом и была похожа на полузатонувший пароход с белыми трубами.
Потом он зажег свечи. Пламя горело почти ровно, лишь чуть-чуть отклоняясь в сторону моря. Все вокруг стало темнее и строже. Желтый кружок света разделил мир на две неравные части: на маленький уютный уголок возле Клементьева и на все остальное, тревожное и настороженное. На всю вселенную…
Клементьев взял книгу и раскрыл ее наугад. Он все время читал ее наугад. Книга пахла дешевыми цветочными духами, мышами и подсолнечным маслом, – Клементьев купил ее случайно в сельмаге, где она лежала вперемежку с флаконами, консервными банками и велосипедными деталями. Книга называлась «Пираты Америки. Подробное и правдивое повествование обо всех знаменитых грабежах и нечеловеческих жестокостях, учиненных английскими и французскими разбойниками над испанским населением Америки, состоящая из трех частей…»
Порыв ветра задул одну из свечей. Клементьев возвел стену «крепости» повыше, зажег фитилек и стал читать:
«Тогда они перебили всех раненых, лежащих у воды, отрезали им носы и уши и принесли эти трофеи в лагерь и показывали их пленникам как свидетельство одержанной победы…»
Одеяло чуть сползло в сторону. Клементьев поправил его, отхлебнул вина.
«Испанцы отпраздновали победу и зажгли фейерверк. Затем привязали несколько пленников к деревьям и устроили такие соревнования:
Ветер погасил сразу две свечи. Сильно и коротко пахнуло горячим стеарином. Клементьев отложил книгу, вытянул руки поверх одеяла и стал думать об испанцах. Вот они мчатся на тяжелых конях, держа наперевес копья, глазами выбирая место, где трепыхается сердце у привязанных людей… Зачем? Почему? Почему один человек целится в сердце другого? Из-за еды? Тепла? Самок? Как звери. И так все века…
– Добрый вечер. К вам можно?
V
Клементьев вздрогнул, перевернулся на живот и увидел возле себя женщину. Она подошла тихо. Клементьев ее услышал даже шороха. А может быть, она давно уже стояла тут.
– Добрый вечер. Присаживайтесь.
Клементьев смущенно сдвинул ногу в сторону, освобождая край матраса.
– Спасибо. Я здесь. Песок еще теплый.
Она села чуть поодаль.
– Я ваша соседка.
– Догадываюсь.
– Увидела огоньки и решила посмотреть. Я очень любопытная. Подошла, а огоньки погасли.
– Это ветер задул.
– Давайте я зажгу.
Клементьев протянул ей спички. Их руки встретились. У нее были сухие и теплые пальцы.
Она аккуратно и хозяйственно зажгла свечи. Огоньки осветили ее лицо. Оно было приятным.
– Что вы читаете?
– Так… Про пиратов.
Она негромко рассмеялась.
– Вы, наверно, самый счастливый человек на свете. Лежите на берегу моря и при свете свечей читаете про пиратов. Разрешите?
Ему понравился ее смех. Смеялась она странно: глухо и коротко, не меняя выражения лица, и казалось, что смеялся кто-то другой.
Он протянул ей книгу. Соседка близко поднесла ее к лицу, очевидно, она была близорука.
– И в самом деле про пиратов. Прочтите мне что-нибудь наугад.
– Я сам читаю наугад…
Клементьев пододвинулся к огню, оперся на локти, раскрыл книгу.
– «Некий юноша из вполне порядочной семьи убежал из дому – уж больно донимал его опекун, родной дядюшка, – и попал в руки одного плантатора. Плантатор зверски издевался над ним, требовал явно непосильной работы и морил голодом. Бедный парень в отчаянии бежал в лес и умер там от голода. Я сам видел его труп, обглоданный собаками».
Пламя свечей колыхнулось, и на книгу набежала тень.
– Бедный юноша, – сказала соседка – Вот к чему приводит непослушание…
– Вам его жалко?
– Нет, почему же… Просто он получил то, чего стоил. Он искал лучшей доли, не имея к тому данных.
– А все, кто имеет данные, находят лучшую долю?
– Почти.
– А как же быть с неудачниками? Я имею в виду талантливых неудачников.
– Талантливых неудачников нет. Это они сами придумали себе в утешение, что они талантливые. Каждый человек получает в конце концов то, чего…
– Хочет.
– Нет. Чего стоит. Иногда, правда, после смерти. Но это чаще всего касается великих.