Счастливы неимущие (Евангелие от Матвея). Судебный процесс Березовский – Абрамович. Лондон, 2011/12
Шрифт:
О.: Да, хочу подчеркнуть, в это время Глушков уже не был в тюрьме. Конечно, как вы видите, мотивировка тут чисто политическая, потому что я установил связь с позицией Путина в то время, и, конечно, это Глушкову не помогает. Но я так рассчитал, что это ему и не повредит, и он не окажется снова в тюрьме, но не может…
В.: Вы что, это серьезно говорите? Потому что вы сейчас сказали, вы сказали, что господин Глушков не против был бы снова оказаться в тюрьме.
О.: Нет-нет, я не это хотел сказать. Я так понимал, что он уже был на свободе, что идет еще производство по уголовному делу, и я не помню точно, когда он покинул
В.: Вы сегодня утром сказали, что вы не хотели выступать с критикой даже после того, как он вышел из тюрьмы, до тех пор пока он не окажется за пределами России в безопасности.
О.: Вы правы, да, но, как я уже вам говорил, эмоции иногда захлестывают меня, ситуация иногда заставляет меня, убеждает меня выступать с такими заявлениями.
В.: Да нет, это не эмоции были, которые вас захлестнули. Вы выступили с этим заявлением, потому что это максимизирует политическое воздействие того, о чем вы говорили.
О.: Я именно поэтому и давал объяснение, что тут были политические причины, почему я выступил с этим заявлением. Я хотел подчеркнуть, что, когда Глушков был в тюрьме, он мне сказал: «Не изменяй своим… Не обменивай свою политическую борьбу на мою свободу, не разменивай на мою свободу».
В.: Свобода Глушкова никакого отношения не имела к тому факту, что вы так долго тянули с этими заявлениями и с подачей этого иска.
О.: Нет, совершенно неправильно, и вы это хорошо знаете. Вы хорошо знаете, что я подал иск практически в последние дни, когда еще истекал срок исковой давности. Именно поэтому я и ждал до последнего момента и обсуждал это с Глушковым. Нужно было минимизировать риск для Глушкова, – вот основная причина была. Но когда Глушков уже оказался в Лондоне и когда он уже почти получил статус беженца, я тоже с ним это обсуждал, и он согласился с моей позицией в конечном итоге, только тогда я начал процесс, только тогда я попросил Энди Стивенсона написать претензионное письмо, подать исковое заявление. Только после того, как я поговорил с Глушковым и когда Глушков дал мне отмашку на то, чтобы начинать эти действия.
Судья Элизабет Глостер: Завтра в 10:15, завтра с утра.
Среда, 12 октября 2011 г.
Перекрестный допрос Бориса Березовского (10:15)
Г-н Сампшн: Доброе утро, господин Березовский.
В своих показаниях, которые вы давали вчера, вы указали одну из причин, почему вы хотели, чтоб договоренность на сумму 1,3 миллиарда долларов была бы составлена в письменном виде, чтобы удовлетворить требования западного законодательства по отмыванию денег.
О.: Да, одной из причин было то, что все должно было быть абсолютно прозрачно и четко и ясно для банков.
В.: Вы знали, что банки потребуют в соответствии с правилом для открытия счетов источник финансирования, источник этих денег?
О.: В то время я уже гораздо больше понимал о требовании западных банков, я хотел не иметь никаких проблем с западными регуляторами и с западными правилами по поводу источников денег.
В.: Примерно в конце 1999-го или в 2000 году у вас был проект с Бадри, чтобы перебросить ваши активы в офшорные компании,
О.: Да, вы совершенно правы, в конце 1999 года и в начале 2000 года мы стали думать о том, как сконструировать наши активы западным образом. Совершенно верно. Руслан Фомичев был одним из тех, кто решил помочь нам в этом.
В.: Да, но вы разругались с господином Фомичевым. Вы его просили давать показания в данном разбирательстве?
О.: Определенно нет, поскольку я потерял доверие к господину Фомичеву, и я теперь считаю, что он мошенник, теперь никаких сомнений нет, что он мошенник.
В.: Но одно дело – вы поссорились, совершенно другое дело – обвинять его в том, что он мошенник. Ссора еще не значит, что он мошенник.
О.: Какой у вас вопрос, почему мы разругались с господином Фомичевым, почему мы с ним разошлись? Он потерял доверие, и он человек, который играет игры, как я сейчас уже знаю, у него отношения с командой господина Абрамовича.
Тогда я этого не знал, но теперь я все уважение к нему потерял, я утверждаю, что он мошенник, и как же я могу его попросить быть свидетелем в данном суде, который с самого начала, в моем понимании, должен представлять только правду и ничего, кроме правды, – это просто совершенно нелогично.
В.: В 1999 – начале 2000 года вы и господин Патаркацишвили получали большие суммы денег от господина Абрамовича и компаний, которые с ним были связаны, и вы не могли объяснить это без каких-либо документальных свидетельств, вы согласны?
О.: Совершенно, именно поэтому я позвонил профессионалам, которые могут создать структуру таким образом, чтобы я смог объяснить, что является источником моих денег.
В.: Будет ли справедливо сказать, что за период после того, как вы уехали из России, потребность в удовлетворении западных организаций по поводу информации об источнике доходов стала серьезной проблемой для вас и господина Патаркацишвили?
О.: Это было серьезной проблемой, даже если бы я оставался в России.
В.: И вам пришлось столкнуться, после того как вы уехали из России, с расследованием по поводу отмывания денег, генпрокурорами, прокурорами и судьями в ряде стран?
О.: Да, вы совершенно правы, действительно, мне пришлось с этим столкнуться. И у истоков этих расследований была Россия – это было политически мотивировано, что было признано этой страной, когда я получил политическое убежище. В отношении остальных расследований, господин Сампшн, вы очень хорошо знаете, дела были закрыты, потому что не было ни одной причины найти и подтвердить тот факт, что это было отмывание денег. Это я имею в виду Голландию, Швейцарию, в отношении России я вообще не принимаю в расчет.
В.: И мне кажется, расследования велись также во Франции и в Бразилии?
О.: Да, в Бразилии продолжается расследование.
В.: Хорошо, давайте сначала установим факты. Ваши доли в «Сибнефти», как вы заявляете, держались не через кипрские компании в ваших интересах, не так ли?
О.: Нет, они держались через господина Абрамовича, и он организовал, каким образом они держались. Первый раз меня проинформировали, как это организовано, – это было на встрече в Ле Бурже. Абрамович заявил: «Борис, для меня это уже организовано». Я немножко был удивлен, что он уже все по-западному организовал. И он не хочет, чтобы я сделал все то же самое. Именно поэтому я задумался в начале 2000 года.