Счастливые привидения
Шрифт:
— Ты какая-то странная, — говорит Марчбэнкс. — Знаешь, у тебя нет души.
— Ну и слава Богу! — восклицает она. — Зато у моего полицейского душа наверняка есть. Мой полицейский!
И она опять, под аккомпанемент пронзительных криков канареек, заливается смехом, похожим на перезвон колокольчиков.
— Что с тобой? — спрашивает Марчбэнкс.
— У меня нет души. И никогда не было. Но мне всегда ее навязывали. Единственно
— О чем ты говоришь? — не выдерживает он.
— Не знаю. Все так удивительно. Послушай, мне надо спуститься и поговорить с полицейским. Он должен быть в гостиной. Пойдем со мной.
Они вместе спустились на первый этаж. Полицейский в жилете, сняв пиджак, лежал на диване — с очень унылым видом.
— Послушайте! — обращается к нему мисс Джеймс. — Вы и вправду хромаете?
— Вправду. Поэтому я здесь. Не мог уйти, — отвечает этот светловолосый страдалец, и слезы выступают у него на глазах.
— Как это случилось? Вчера вы не хромали.
— Сам не знаю, как это случилось — но когда я проснулся и хотел встать, у меня ничего не вышло.
Слезы побежали по его расстроенному лицу.
— Невероятно! И что теперь?
— Какая нога болит? — спрашивает Марчбэнкс. — Позвольте взглянуть.
— Не позволю, — говорит бедняга.
— Придется, — вмешивается мисс Джеймс.
Полицейский медленно стаскивает носок и показывает левую белую опухшую ногу, напоминающую чудовищную звериную лапу. Увидев ее, полицейский зарыдал.
Пока он рыдает, девушка вновь слышит низкий торжествующий смех. Однако она не обращает на него внимания, она с живым любопытством всматривается в плачущего молодого полицейского.
— Больно? — спрашивает она.
— Больно, когда встаю, — не переставая плакать, отвечает полицейский.
— Тогда вот что… Мы позвоним врачу, и он отвезет вас на такси домой.
Молодой человек стыдливо вытирает с лица слезы.
— Вы не знаете, как это произошло? — с тревогой спрашивает Марчбэнкс.
— Не знаю.
В это мгновение девушка как будто у самого уха слышит проклятый басовитый смех. Она вскакивает, но не видит ничего особенного.
Она оглядывается, потому что Марчбэнкс вдруг начинает скулить, словно раненый зверь. Его бледное лицо вытягивается, искажается в болезненной гримасе не только из-за мучительной боли, но и, судя по пристальному взгляду, который устремлен в одну точку, из-за появления некоего фантастического существа. В этом страдальческом взгляде — жуткая усмешка человека, понявшего, что он в последний раз, теперь уже непоправимо свалял дурака.
— Вот! — жалобно стонет он необычно высоким голосом. — Я же знал, что это он!
Засмеявшись фальшивым
Мисс Джеймс не сводит с него испуганного взгляда округлившихся карих глаз.
— Он умер! — вдруг выпаливает она.
Молодого полицейского всего трясет, и он не может говорить. Девушка слышит, как у него стучат зубы.
— Похоже на то, — запинаясь, говорит он.
В воздухе стоит легкий аромат миндаля.
Любовь
— Ну и ну, моя дорогая! — сказала Генриетта. — Будь у меня такое несчастное лицо перед выходными с женихом, который через месяц станет моим мужем, уж я постаралась бы изобразить радость или вообще ничего не изображала бы, но что-нибудь придумала бы.
— Замолчи! — грубо оборвала ее Эстер. — И не смотри на меня, если я тебе не нравлюсь.
— Дорогая Эстер, только не надо злиться! Погляди на себя в зеркало, и ты сразу поймешь, о чем я говорю.
— Плевать мне, о чем ты говоришь! Какое тебе дело до моего вида? — в отчаянии проговорила Эстер, не выказывая желания смотреться в зеркало или что-нибудь еще предпринять, следуя доброму совету сестры.
Будучи младшей сестрой и, к счастью, еще не помолвленной, Генриетта тихонько напевала себе под нос. Ей исполнился лишь двадцать один год, и она пока не собиралась рисковать своим душевным покоем, приняв роковое кольцо. Тем не менее, приятно было сознавать, что Эстер «сбыли с рук», как говорится, потому что Эстер скоро двадцать пять, а это уже опасно.
Плохо лишь то, что в последнее время у Эстер постоянно появляется это ужасно «несчастное» выражение, стоит только упомянуть ее верного Джо, а еще у нее черные круги под глазами и осунувшееся лицо. Когда Эстер так выглядит, у Генриетты делается отвратительно на душе от тревоги, от дурных предчувствий, и ей невмоготу это терпеть. Она попросту не может выносить этот вдруг сжимающий сердце страх.
— Я о том, — продолжала Генриетта, — что не очень хорошо являться к Джо с таким лицом. Или сделай другое лицо, или…
Она удержалась и не сказала лишнего, а ведь у нее едва не вырвалось: «Не нужно никуда ехать». На самом деле ей хотелось верить, что Эстер сумеет все преодолеть. Тогда Генриетте больше не придется морочить себе голову ее проблемами.
— О, черт! — воскликнула Эстер. — Замолчи!
В ее черных глазах вспыхнула ярость, не сулившая ничего хорошего.
Генриетта уселась на кровать, вздернула подбородок и изобразила задумавшегося ангела. Она очень любила Эстер, а несчастное выражение на лице сестры предвещало неприятности.