Счастливые привидения
Шрифт:
— Очень любопытно. Вы кого-нибудь ждете?
— Нет. В общем-то, никого. Разве что всегда кого-нибудь, да ждешь. Сами понимаете.
В сумерках снежной ночи он видит, как она смотрит на него большими карими глазами.
— Этот кто-то смеялся?
— Нет, здесь никто не смеялся, я бы услышала. Просто постучали в дверь, и я побежала открывать в надежде… всегда ведь надеешься…
— На что?
— Ну — что случится чудо.
Он стоит у калитки, она — тоже рядом с калиткой — напротив него. У нее темные волосы и темные глаза, ее лицо неясно вырисовывается
— Вам бы хотелось, чтобы кто-нибудь пришел? — спрашивает он.
— Очень, — отвечает она по-еврейски протяжно. Скорее всего, она еврейка.
— И неважно, кто?
Ему становится смешно.
— Неважно, если бы он мне понравился, — значительно, но с притворной застенчивостью произносит она низким голосом.
— Вот как! Возможно, это я стучал, сам того не заметив.
— Возможно. Во всяком случае, мне так кажется.
— Могу я войти? — спрашивает он, протягивая руку к калитке.
— Пожалуй, так будет лучше, — ответила она.
Он наклоняется, открывает калитку. Тем временем женщина в черной шали поворачивается и, оглядываясь через плечо, спешит к дому, неловко шагая по снегу в туфлях на высоких каблуках. Мужчина торопливо идет следом, словно пес, боящийся отстать от хозяйки.
Между тем, девушка и полицейский тоже приблизились к саду, и девушка остановилась, едва завидела, как молодой человек в котелке идет по садовой дорожке за женщиной в черной шали с бахромой.
— Он идет в дом? — спрашивает девушка.
— Похоже на то, — отвечает полицейский.
— Он знаком с этой женщиной?
— Не знаю. Скажем так, скоро он с ней познакомится.
— Но кто она такая?
— Понятия не имею.
Две темные неясные фигуры выходят на освещенное пространство и тотчас скрываются за дверью.
— Он вошел в дом, — говорит стоящая на снегу девушка и принимается торопливо стаскивать провод от своей трубки, после чего выключает слуховой аппарат. Провода исчезают внутри планшета, она закрывает маленькую кожаную коробку. Потом, поправив мягкую меховую шапочку, словно вновь к чему-то приготовилась.
Ее фигурка в темно-синем длиннополом, наподобие шинели, пальто выглядит еще более воинственно, когда с лица сходит испуганное ошарашенное выражение. Ее словно что-то отпускает изнутри, и она держится более свободно. На молодом нежном лице больше нет и намека на вялость. Оно оживляется, просияв, становится гордым и опасно решительным.
Девушка бросает быстрый взгляд на высокого ладного полицейского. Он чисто выбрит, свеж, улыбчив и с необычайной терпеливостью ждет, стоя в нескольких ярдах от нее, что будет дальше. Она видит, что он красив и принадлежит к тем, кто предпочитает выжидать.
Секундный древний страх тотчас сменяется непривычным, блаженным сознанием своей силы.
— Что ж, ждать не имеет смысла.
Она говорит это решительным тоном.
— Значит, не будете его ждать, значит, нет? — спрашивает полицейский.
— Не буду. Там ему лучше.
У девушки вырывается странный короткий смешок. Поглядев через плечо, она отправляется вниз
Так ей казалось. Но зачем убивать? Такого красивого и молодого. Перед ее глазами стоит темное лицо со сверкающими смеющимися глазами, прячущееся в тени остролистов. Ее тело ощущает свою силу, и ноги у нее длинные и неутомимые. Ее самое удивляет новое, яркое и волнующее, ощущение под ложечкой, ощущение восторга и веселой злости. И крепких мускулов. И это она-то всегда говорила, что в ее теле не найти и одного мускула! Но и теперь дело не в мускулах, она как будто горит огнем.
Неожиданно повалил густой снег, подул пронизывающий ветер. Даже не снег, а мелкий град, и он больно хлещет ее по лицу. Градины кружатся-кружатся, словно она внутри клубящегося облака. Однако ей это даже нравится. Пламя бушует внутри нее, а руки и ноги горят огнем внутри облака.
В воздухе, заполоненном кружащимися крупинками, кажется, нет пустого места, всюду неслышные голоса. Девушка привыкла к ощущению, что вокруг нее шум, которого она не слышит. И теперь это ощущение усилилось. Она понимает, что в воздухе происходит нечто особенное.
Лондонский воздух перестал быть тяжелым и вязким, населенным призраками непримиримых мертвецов. Свежий ветер налетел с полюса и принес с собой голоса.
Голоса зовут. Несмотря на глухоту, она слышит много голосов, они все с присвистом, и словно бы громко кричит людская толпа:
— Он вернулся! Ура! Он вернулся!
Дикие, свистящие, торжествующие голоса в разыгравшейся снежной буре. Вдруг вспыхивает молния.
— Это молния и гром? — спрашивает она у молодого полицейского и останавливается, выжидая, когда он снова появится из-за плотной снежной завесы.
— Похоже на то.
Тут вновь вспыхивает молния, и темное смеющееся лицо оказывается рядом с ее лицом, почти касаясь его.
Она отпрянула, однако приятный огонь согревает ее тело.
— Вот! Вы видели?
— Молнию?
Девушка почти сердито смотрит на него. Ее поражает чистая, свежая, звериная кожа, испуганный взгляд — прирученного зверя, и она смеется тихо и торжествующе. Он явно боится и похож на испуганного пса, чуящего опасность.
Снежная буря воет-свистит с еще большей яростью, с еще большей силой, и в грохоте, словно застучали кастаньеты, опять звучат голоса:
— Он здесь! Он вернулся!
Девушка радостно кивает.
Полицейский и она шагают бок о бок. Девушка живет в оштукатуренном домике на боковой улочке у подножия холма. Там стоит церковь, рядом небольшой сквер, за ним вереница старых домов. Сильные порывы ветра несут с собой много снега. Время от времени мимо проезжают такси с блеклыми фарами. Однако место кажется пустынным, безлюдным, словно тут нет ничего и никого, кроме снега и голосов.