Счастливых бандитов не бывает
Шрифт:
– Выходит, так. Вроде вы вперегонки гоните, кто кого… Мы бы тоже ничего не узнали. Только мой парень взял… Хотя это не для телефона!
Лис провел ладонью по ежику отрастающих волос. Надо подстричься.
– Вот что, Александр, я к вам подъеду, – сказал он своим обычным голосом. – Поможешь разобраться на месте?
В трубке что-то булькнуло. Косых запыхтел в микрофон.
– Ну, тут расклад простой получается, это… – рассудительно проговорил он. – Если выбирать, кому помогать, то надо своим… Я так думаю…
И вдруг, будто спохватившись, дурашливым тоном добавил:
– Ты, эта, хоть раков привези, какими меня тогда угощал…
Рапорт
Лис выехал на машине в пять утра. «БМВ» обтекаемой каплей несся по шоссе, прорубая ксеноновыми фарами яркий тоннель в нежелающей уходить ночи. В конце концов, все-таки рассвело, и он топил под сто шестьдесят по пустынному шоссе между нескончаемыми рядами деревьев, частично облетевших, а кое-где шевелящих остатками листвы. Временами налетал резкий порывистый ветер, срывал желтые и багряные листья, бросал в лобовое стекло, и автоматические щетки тут же сбрасывали их в сторону, так что яркие цветные пятна кружились сзади, медленно опускаясь на асфальт.
На рубежных постах ГАИ стремительную машину не останавливали, и вряд ли потому, что знали о милицейской принадлежности владельца. Просто такие дорогие тонированные хищные авто, открыто нарушающие скоростной режим, не способны принести добавку к жалованью, – только неприятности!
В салоне было тепло, Лис сидел в пиджаке. В прохладе багажника, в картонной коробке спали раки, которых быстро, умело и совершенно бесплатно добыл ПепсиКолик. «Решать вопросы» практической жизни оперативники «поколения пепси» умели гораздо лучше, чем раскрывать преступления. Но это совершенно не мешало им в службе. Скорей помогало…
В десять тридцать он уже сидел в неожиданно уютном и теплом кабинете замначальника Воронежского УУР майора Косых. Закипевший электрочайник отключается с мелодичным звоном, в чашки с крылатым гербом МВД льется ароматная зеленоватая влага. У Лиса есть несколько таких чашек, да и у всех его коллег – тоже: их дарят на День милиции, на 23 февраля, на Новый год…
– Короче, эта, мой парень вербанул одного злодея ну, у которого автомат был… Вареник кликуха! – сходу продолжил телефонный разговор хозяин кабинета.
Он по-прежнему косноязычен и имеет манеры пьяного человека, но он не пьян. Кстати, он вообще не пьет, может, поэтому и компенсирует такой явный в милицейской среде недостаток (белая ворона, да и только!) столь специфической речью и манерами. Хотя, конечно, нет – просто так сошлось. Да и с жуликами легче в контакт входить – они все так коряво «ботают»…
– Он, эта, наркоша… Получил дозу и сдул про вашего Сочного. Чего-то темнил тот, про какого-то мента «набой» давал. Короче, мента посадить хочет, врубаешься? Мрак, короче! Вы там дорогу им перешли или как?
– Хороший чай, – сказал Лис.
– «Золотой дракон». Дорогой, зараза! У меня дедушка в НКВД служил. Тогда госбезопасность и милиция были единым ведомством, никакой тебе вражды, никаких подстав. А в едином кулаке и силы больше, не так, скажешь?
Лис гнал от себя мысли о политике, а тут еще кругом такие разговоры. Но он не повелся.
– Ты, кстати, не забудь у меня раков забрать. Коробка в багажнике.
Косых оживился.
– Да я прям сейчас пошлю бойца! Вареные?
– Сварить не успел. Живые.
Майор
– Дело непростое… Привычки-то нет…
– А где он?
– Кто? Боец? Щас кликну…
– Да нет, фигурант ваш…
– А-а-а. На больничке.
– Мне с ним потолковать надо… Только чтобы толк был…
– Да сделаем! – беззаботно отозвался Косых. – Василь Борисыч, там начальник – отличный мужик! Мы с ним охотимся иногда. Кабан, олень. Наш человек, короче! Я ему звякну…
Косых все делал быстро и продуманно. За несколько минут он договорился с неведомым Василием Борисовичем, послал лейтенанта Леонтьева – коренастого малого с добродушным, в веснушках лицом, похожего на крепкий подосиновик с ярко-рыжей шляпкой, – перегрузить раков в свою машину, и выделил Лису для сопровождения капитана Овсеенко – шустрого, быстрого в движениях мужчину с аккуратно зачесанными на пробор жгуче-черными волосами. Чем-то он был похож на цыгана.
– Капитан там трохи знает ходы-выходы, – многозначительно заметил замнач УР. – Зять самого завхоза! И как Вареника разговорить, он знает…
И, повернувшись к оперу, спросил:
– Ты взял, что надо?
Тот кивнул.
– Только осторожно! Знаешь ведь, если залетишь – в Контору, или УСБ, сам за сбыт пойдешь!
– Да знаю…
«Больничка» – это не больница. Это тюрьма. Высокий глухой забор, колючая проволока поверху, вышки с охраной… Основной контингент – туберкулезники, есть сифилитики, СПИДоносцы, есть раненые и покалеченные. Есть и те, кто специально учинил членовредительство: всадил заточку в правый бок, в особую точку, за которой нет никаких важных органов, или наглотался костяшек домино, или заделал еще какую-нибудь «мастырку», чтобы попасть сюда, хоть на время. Потому что здесь у каждого имеется своя кровать – с пружинной сеткой, с нормальным, не сбившимся и продавленным матрацем, с чистым белым бельем, с более-менее человеческим питанием, а самое главное – без опостылевшей тесноты и удушливой духоты общей камеры, без злых сокамерников, превращающих и без того несладкую жизнь в ад, без изнуряющего режима – лежи себе целыми днями, отдыхай, жди: может, там все к лучшему повернется… Это тюрьма. Ад. Но не последний круг, а первый или второй. Потому и называют ее ласково: больничкой.
Мордатый сержант в небрежно наброшенном на форму белом халате, звеня ключами, повел их по перегороженным решетками коридорам. Он привычно щелкал замками, равнодушно здоровался с медперсоналом, который разительно отличался от контролерско-надзорного состава. Капитан Овсеенко тоже знал здесь всех и каждого, причем здоровался особо сердечно: жал руки, с некоторыми обнимался, а кое с кем даже расцеловывался.
– На четвертом этаже только особо опасных держат, оттуда сбежать труднее, – блеснул своими познаниями Овсеенко, пока они поднимались по лестнице. – Там и сигнализация, и телекамеры в коридорах, и свой пост охраны… Ваш вообще в одиночке…
Небольшая комната была довольно чистой. Решетка на окне, конечно, имелась, но глухой проволочной сетки и железного «намордника» не было, поэтому в палате было много света.
Уваров-Вареник полулежал в кровати – загипсованная нога на растяжке, левая рука прикована к спинке кровати. Вид он имел желто-серый и откровенно несчастный.
– Курево есть? – спросил он первым делом, не выясняя, кто и зачем.
Овсеенко вопросительно посмотрел на Лиса, протянул Варенику сигарету. Тот сразу сунул ее за ухо и попросил еще.