Счастливый час в «Каса Дракула»
Шрифт:
Мы сделали целый кувшин коктейля мимоза и слушали песни Фрэнка Синатры и Дайонн Уорвик. Было ужасно грустно, что нельзя открыть раздвижную крышу и посмотреть на чистое голубое небо.
После ужина Корнелия вытащила меня из комнаты отдыха и объявила:
— Только что звонил Иэн и сказал, что обнаружил какую-то вечеринку.
— Ее устраивает Пеппер?
Одно дело общаться с байкерами днем, и совсем другое — ночью.
— Нет, не Пеппер. Кто-то еще.
Корнелия настояла на том, что сама выберет мне наряд. Покопавшись в моем скромном гардеробе,
— Грустно-то как! — Потом достала пюсовое платье и возмутилась: — И кто только засунул это барахло в твой шкаф?! — После чего бросила его на пол. Затем Корнелия вытащила белую шифоновую юбку и белый же свитер, расшитый бисером. — Вот это подойдет. Я одолжила бы тебе что-нибудь, но не думаю, что мои вещи будут тебе впору, — добавила она, бросив взгляд на мою грудь.
Корнелия проделала с моими волосами какие-то модные штуки-дрюки, соорудив мне пышную и совершенно безумную прическу, а потом густо накрасила мои глаза черной подводкой.
— Не хочу выглядеть как дешевая проститутка! — взбунтовалась я.
— А ты и не выглядишь так. Ты больше похожа на дорогую. — Она рассмеялась.
Мне подумалось, что беспечным особам вроде Корнелии такая девушка, как Уинни, вполне может показаться ханжой. Корнелия не видит различия между ханжеством и правильной и серьезной натурой.
В черной футболке и джинсах Сэм выглядел на несколько лет моложе.
— А что за вечеринка? — поинтересовался он у Корнелии, когда мы садились в машину.
— Разве это имеет значение? — удивилась она.
— Может, Уинни и Освальд тоже хотят поехать? — спросила я.
— Им завтра на «работу», — презрительно фыркнула Корнелия.
Когда у тебя нет работы, или если ты пренебрегаешь своими обязанностями, жизнь кажется легче. Мерседес не одобрила бы это. Я пообещала себе, что завтра вернусь к творчеству.
Иэн вел машину уверенно, словно был прекрасно знаком со здешними местами.
— Что мне нравится в деревне — так это, что люди могут побыть в уединении. И делать все, что хотят.
— Ты уже говорил что-то об уединении, но ведь все равно любишь общество, — заметила я.
— Все хорошо в меру, юная леди. — Он улыбнулся мне. — Ты сегодня великолепно выглядишь.
— Лохматая, — сказала я.
Он рассмеялся, и я тут же расслабилась.
Стены стоявшего на отшибе старого дома были выкрашены в темный красновато-фиолетовый цвет. Теперь, когда я знала, как выглядит пюсовый, он мерещился мне повсюду. Здание казалось неосвещенным, и только над крыльцом горела лампочка.
— Похоже, никого нет дома. Ты уверен, что мы приехали по адресу? — засомневалась я и тут же увидела несколько рядов машин, припаркованных возле уединенного строения.
— Уверен.
Когда я вылезла из машины, до моего слуха донеслось приглушенное уханье музыки, гремевшей в доме. Иэн постучал во входную дверь, и из-за нее выглянула какая-то белолицая шкильда. Он протянул девушке карточку; та взглянула на нее и проговорила:
— Добро пожаловать, Братья Вампыры!
Готова поспорить,
Нельзя сказать, что горевшие в гостиной свечи делали зал светлее. Помещение было заполнено другими белолицыми, сильно накрашенными существами в любопытных кожаных и атласных костюмах черного цвета. Я никогда не понимала американских готских приколов — вся эта идеализация смерти, мрачная поэзия и прочее. Это потому, что мексиканцы сами по себе буйные готы. Они ставят жертвенники мертвым, отмечают Dias De Los Muertos' [81] , радостно мечтают о своих похоронах, и вообще — у них черные волосы.
81
День Мертвых (исп.). Отмечается в Мексике одновременно с католическим Днем всех святых 1 и 2 ноября
Иэн сильно выделялся в своем светлом костюме и белоснежной рубашке, но, казалось, это его ничуть не беспокоило.
— Как изящно! — одобрил он, увидев стоявший у стены стол, над которым висел перевернутый крест.
Стол покрывала черная скатерть; на нем лежали нож, пластмассовый череп, чаша, колокольчик и были расставлены черные свечи.
— Просто здорово, — высказалась Корнелия.
— Ты действительно так считаешь? — удивился Сэм. — Зачем мы сюда пришли?
— Из-за местного колорита, — пояснил Иэн. — Тише, они начинают!
В помещении стало тихо — все обратили взоры к алтарю. Заиграла какая-то жуткая музыка из наследия Джона Кейджа' [82] , и я сразу заскучала по Мерседес — она в своем клубе отчитала бы любого, кому бы пришло в голову поставить такое. В дверях, находившихся на противоположной стороне зала, возникла женщина в черном топе из блестящего винила, коротких шортах, черных колготках в сеточку и сапогах на платформе. На шее у нее висела цепь, на которой болталась огромная серебряная пентаграмма. Женщина явно старалась скрыть свой возраст при помощи косметики и мощных искусственных грудей. Неудивительно, что на нее все пялились.
82
Кейдж, Джон (1912–1992) — американский композитор и теоретик музыки.
Вращаясь и позвякивая колокольчиком, она начала исполнять ритуальное ча-ча-ча. Потом взяла нож, направила его на перевернутый крест и произнесла нараспев:
— In nomine dei nostri Satanas Luciferi Excelsi! Именем повелителя нашего Сатаны, его величества Люцифера, я взываю к силам тьмы и власти ада!
Иэн приложил палец к губам, потому что я начала смеяться. В его глазах плясали озорные огоньки, да и Корнелия веселилась от души. А вот лицо Сэма приобрело страдальческое выражение. Он наклонился ко мне и прошептал: