Счастливый слон
Шрифт:
К еде я не притронулась. Так и сидела весь вечер, вяло ковыряя вилкой в тарелке, и даже не пыталась понять, что именно там лежит. Только по сашкиному настоянию выпила единственную рюмку чего-то крепкого, но и оно пошло так неудачно, что, казалось, тут же застряло где-то в верхнем дыхательном горле, отчего не только дышать, но и разговаривать стало еще труднее. Сашка, заметивший эту мою подавленность, изо всех сил старался меня развлечь.
– Вот честное слово, Лиз, – несколько раз за вечер начинал он так и этак. – Я тебя не пойму. То есть я в жизни не видел, чтоб человек так реагировал. Главное – на что? А то ведь мы, можно сказать, удачную сделку тут с тобой обмываем.
– Да,
– Ну, ладно, допустим, не сделали еще, это верно, сделка будет, когда бабки получим, но – кое-чего ведь добились? Можно сказать, тендер выиграли. Лизка! Да очнись же ты наконец! Ты понимаешь, какой это класс?! Я сам, между прочим, такие дела не каждый день проворачиваю. Все-таки я не зря, не зря в тебя верил. В тебе всегда что-то такое было... Девушка, а что, кстати, вы делаете сегодня вечером?
Я пробурчала в ответ что-то неразборчивое.
На самом деле плохо мне было почти физически. И мутно, и муторно, и почему-то страшно, и как-то противно и тяжело. Никакому разумному исчислению эта внутренняя тяжесть упорно не поддавалась, хотя я и пыталась в рамках самопсихогигиены уговорить себя, что ничего страшного, что пока, вообще-то, совсем ничего не произошло, что я могу в любой момент встать и уйти, хлопнув дверью, а могу и не хлопать, что никакие картины пока не проданы и, скорее всего, даже еще не подделаны, что все можно остановить, если не повернуть вспять, что Сашка... И все равно, все равно. Мутная тяжесть скручивала меня изнутри в я уж не знаю чей рог с такой силой, что я в какой-то момент подумала, не подцепила ли я желудочный грипп.
– Знаешь, Сань, – подняла я на него первый раз за все время больные глаза. – Чего-то мне совсем не по себе. Я, похоже, какую-то заразу подцепила. Прямо ломает всю. Отвези меня домой, а?
– Вот так? – искренне опечалился он. – Вообще да, я и смотрю, на тебе всю дорогу лица нет. Обидно, конечно. То есть я бы тебя так и так бы отвез, и вечер у меня сегодня нарочно свободный, я думал, мы с тобой вместе поедем... У меня настроение такое классное. Я прямо будто собственную молодость вспомнил.
Надо полагать, его молодость так и проходила – в непосредственных занятиях вымогательством и шантажом.
– Нет, – покачала я головой. – Тебе точно сегодня ко мне не стоит, еще сам заразишься. Да и от меня, прямо скажем, сегодня толку не много.
Сама идея его визита ко мне домой вызвала у меня приступ холодной дрожи вдоль позвоночника.
– Ну, допустим, как раз сегодня от тебя будь здоров, сколько толку, – ответил Сашка. – Такое дело провернули! Но, я согласен, несколько не в том смысле. – Он вытащил телефон, ткнул кнопку, проговорил несколько быстрых фраз. – Все нормально, ребята уже здесь, сейчас подъедут, и мы тебя в лучшем виде доставим. Ты только не разболейся мне совсем. Нас же, понимаешь, ждут великие дела!
Оказавшись дома, я рухнула, не раздеваясь, в постель и долго лежала, пытаясь согреться и как-то успокоиться. Потом усилием воли заставила себя встать, пойти в душ и залечь уже по-человечески, все это время искренне надеясь, что в конце концов у меня подымется температура и начнется обычный грипп. Ну и конечно, ничего подобного не оказалось – с утра меня больше не трясло и вообще я чувствовала себя отвратительно здоровой, как слон, а муторность в душе все равно никуда не делась.
Никуда не делась она и в последующие дни. В конце концов я потихонечку к ней привыкла, затолкала куда-то поглубже в душу и стала жить, будто так было всегда. В сущности, уже через неделю я сама не была уверена, было ли когда-нибудь по-другому, и только смутные воспоминания о каких-то
Более того, услышав от Кацарубы о том, что одной из картин серьезно заинтересовались – подозреваю, что он, замаливая перед Сашкой свои грехи, делал коллекции усиленную «внутреннюю» рекламу – я снова впала в состояние дрожи и ступора. Так, более-менее не приходя в сознание и действуя, как манекен, я проводила, сперва по телефону, а потом лично, переговоры с клиентом, торговалась о цене, расписывала всеобщие достоинства, делая честные глаза, упоминала о каких-то несуществующих сложностях, возила туда-сюда всяческие документы и контролировала поступление денег в банк. Картину вместе со всеми экспертизами отправили клиенту прямо от Кацарубы, из центра Грабаря, что только «повышало серьезность сделки». Получили мы за нее шестьсот тысяч евро, и оправившийся от потрясения Кацаруба прожужжал мне все уши, что, если бы не мои капризы, то можно было бы «взять больше», потому что Маковский сейчас в цене и стоит гораздо дороже, зря что ли он старался? И если бы я согласилась сделать подпись, было бы под лимон, а так, без подписи, естественно, получалось дешевле. Но тут я уперлась совершенно намертво, и картину продали так, как есть.
Моя чистая прибыль составила полмиллиона. Полмиллиона. Строго говоря, моими из этих денег была только половина, но тем не менее. Легче от этого не было. Было страшно, тяжело и почему-то стыдно. Сашка снова потащил меня в ресторан – на сей раз отмечать сделку «по-настоящему». Сцена и диалоги повторялись относительно прошлого раза с почти комической точностью.
– Не, Лиз, ну что ты как в воду-то опущенная, – тормошил меня Сашка. – Радоваться надо. Слушай, давай тебе, может, машину купим? Сейчас мерсы новые поступили, я слышал. Ну, или бэху-кабриолет?
– Вот только кабриолета зимой мне не хватало, – огрызнулась я. – И вообще мне машина не нужна. Зачем она мне? Я одна, от дома до работы мне на метро четыре остановки, и все через центр. Только в пробках торчать, а больше я все равно никуда не езжу. Только возни не оберешься.
– Ну я не знаю, – растерялся Сашка. – Все девушки всегда хотят машину и страшно радуются.
– Я не девушка. Я... Я вообще не знаю, кто, а теперь еще и бандерша вдобавок.
– Тогда давай купим тебе каких-нибудь бриллиантов. Хочешь? Как раз у нас восьмое марта скоро.
Эта идея тоже не вызвала во мне энтузиазма. Кроме того, восьмое марта я вообще терпеть не могла.
– Я уж тогда и не знаю, чем тебя развлекать. Все у тебя, не как у людей. Машина тебе не нужна, бриллианты тебя не радуют. Ну хочешь, бандерша, я у тебя сам картину куплю?
Такой поворот сюжета меня, надо сказать, если не порадовал, то удивил.
– Ты? У меня – картину? За полмиллиона, что ли?
– Ну, не за пол-лимона, конечно. Но тысяч за пять могу. Хочешь?
– Да зачем тебе это, Сань? Ты с ума съехал?