Щепкин

Ивашнев Виталий Иванович

По окончании Курской гимназии Щепкин был отмечен за успехи в учебе, получив в подарок книгу «О должностях человека и гражданина» с надписью — «За прилежание». На время он был оставлен при гимназии для исполнения всевозможных поручений. Зная о способностях Щепкина в рисовании, директор поручил ему срисовать план Курской губернии с подробным выписыванием почтовых дорог, что и было исполнено им самым тщательным образом. Склонности его к актерскому искусству также нашли свое применение. От лица гимназистов он произносил приветственную речь в честь пожаловавшего в Курскую гимназию с инспекцией попечителя Харьковского университета. Михаил вначале низко поклонился важному чиновнику, затем по-театральному, выдержав паузу, произнес хорошо заученные фразы, написанные одним из учителей: «Ваше высокографское

сиятельство! Когда вседействующий промысел соблаговолит на какое-либо государство излить свои милости, то обыкновенно посылает мудрых начальников…» И так далее. Высокопарное обращение, торжественно и прочувственно произнесенное Щепкиным, понравилось попечителю, и он не замедлил выразить свое одобрение ученику и, разумеется, директору гимназии.

Граф сделал Михаила кем-то вроде личного секретаря-письмоводителя. Все поручения он выполнял исправно, без промашек и по распоряжению графа нередко прислуживал в других господских домах, имея богатую возможность поближе познакомиться с нравами и обычаями людей высшего общества, что ему весьма пригодилось в будущей актерской работе. Запомнилась одна злобная графиня, которая не находила себе места и не могла обрести душевного покоя, пока не избивала кого-нибудь из прислуги — по поводу и без оного. Или два подвыпивших офицера, поспоривших между собой: сможет ли солдат Степан выдержать тысячу палок? Так случилось, что Щепкин, услышав об этом жестоком споре, рискуя навлечь на себя гнев господ, рассказал о пари офицеров их командиру, князю, на дне рождения которого Щепкину довелось прислуживать. И больше всего его поразила эта история тем, что никто из собравшихся у князя не возмутился готовящейся экзекуцией, все только повеселились. Лишь одна дама заметила князю, что не следовало бы по случаю его дня рождения наказывать солдата, и добавила: «Право, жалко, все-таки человек!» Заступничество помогло. Но надолго ли?..

…Щепкин стоял на пороге новой, взрослой жизни. Какой она будет? Это только угадывалось в ее неясных, туманных очертаниях. Возможно, его ожидала судьба удачливого графского слуги, который по примеру отца мог стать и камердинером. А дальше? А дальше все зависело от его способностей, прилежания и благорасположения графа. Но об этом ли он мечтал?.. Его неотступно преследовали мысли о театре, он искал способы хоть как-то закрепиться в нем и был рад занять место уволенного суфлера. В то время пьесы шли, что называется, «с колес», часто без репетиций и роль суфлера была чрезвычайно важна, так что вскоре Щепкин стал заметной фигурой в театре, а при его усердии, необыкновенной способности к запоминанию текстов и умению быстро ориентироваться в событиях, происходящих на сцене, он и вовсе был незаменим.

За небольшое вознаграждение ему поручали также переписывать роли, он делал это с большой охотой и всегда в срок, что было весьма кстати, поскольку новые пьесы ставились чуть ли не через день. Он гордился тем, что первым знакомился с пьесой, но душа жаждала большего. И однажды ему крупно повезло.

Летом, когда граф по обыкновению возвращался в деревню, в свое имение, начались репетиции в его театре новой пьесы Я. Б. Княжнина «Несчастье от кареты». Щепкин отважился предложить себя как исполнителя на одну из ролей в этом спектакле, поскольку обнаружилась вакансия. Дело сладилось, и уже на следующий день он репетировал роль Филюнина, а после успешного дебюта сыграл Актера в «Опыте искусства», затем Степана-сбитенщика в «Сбитенщике», Инфанта в «Редкой вещи». Особенно удалась ему роль сбитенщика в комической опере Бюлана по пьесе Я. Б. Княжнина, одному из наиболее популярных произведений XVIII века, написанному под влиянием «Севильского цирюльника» Бомарше.

Степан-сбитенщик — это русский Фигаро, веселый, неунывающий, смекалистый малый с истинно народным характером. Ловко, с увлечением щепкинский сбитенщик вел незамысловатую интригу, весело распевал озорные куплеты, выставляя в самом невыгодном свете самодовольного купца, вознамерившегося жениться на своей юной воспитаннице с хорошим наследством и, благодаря ее положению, «достать офицерский или выше чин, чтобы ходить в шпаге с темляком и в шарфе». Спектакль зрителям понравился и благодаря его хорошему приему исполнялся

более других. Запомнился и Щепкин. На следующее лето, когда граф вновь пожаловал в имение, юному артисту была поручена одна из главных ролей — Фомы в пьесе «Новое семейство», это была та самая пьеса, которую впервые увидел на сцене тогда семилетний мальчик и остался заколдованный театром на всю жизнь.

Успех на любительской сцене радовал, но это совсем не губернский театр, на сцену которого ему по-прежнему приходилось смотреть из оркестровой ямы либо из суфлерской будки. Но надежда взойти на театральные подмостки не покидала его ни на минуту, хотя дни шли, складываясь в обычные неприметные будни. И сколь бы длилось это время, если бы не…

Его величество Случай…

Сколько артистов дал миру счастливый, ставший хрестоматийным, случай!.. Например, заболел исполнитель главной роли, спектакль под угрозой срыва и его заменяют другим актером, как правило, не известным публике. Сколько великих и обыкновенных мастеров начинали свой творческий путь в театре благодаря господину Случаю! Вот и Щепкин сподобился…

Актер, который должен был исполнять роль Андрея-почтаря в пьесе французского драматурга Мерсье «Зоа» (или как тогда писали «Зоя»), отнюдь не заболел, а прокутил в трактире все свои финансы и единственное платье, а поскольку и без того скромное жалованье, которое ему причиталось, он забрал вперед, то не имел возможности скоро выкупить свое немудреное имущество, без которого он, разумеется, не мог выйти в одном исподнем белье из своего вынужденного заточения на всеобщее обозрение курского населения. Помочь же ему в столь затруднительном положении никто из актеров не спешил по причине собственной бедности и безнадежности в обозримом будущем получить отданное в долг обратно.

Печальную эту историю Щепкин услышал в доме графа от ведущей актрисы Курского театра, известной в провинции Пелагеи Гавриловны Лыковой, чей бенефис столь нелепым образом оказался на грани срыва. Щепкин решил, что настал час действовать. В крайнем волнении он предложил Пелагее Гавриловне свои актерские услуги, заверив ее, что роль хорошо ему известна, что он не раз суфлировал спектакль.

— Да разве ты играл на сцене? — с недоверием спросила актриса.

— Помилуйте, много раз, в домашнем театре графа.

— Что же ты играл?

— …Фирюлина в «Несчастье от кареты» и даже Инфанта в «Редкой вещи», а в будущее лето буду играть Фому в «Новом семействе».

— Да как же, милый мой, — продолжала Лыкова, — ведь бенефис завтра; успеешь ли ты выучить роль?

— Не извольте беспокоиться, это для меня безделица, вот увидите.

Лыкова, скорее от отчаяния и безвыходности положения, нежели надеясь на успех, согласилась на этот риск.

Была назначена репетиция — первая репетиция Щепкина в настоящем, профессиональном театре, на той губернской сцене, о которой он тайно мечтал. Можно представить, с каким волнением он готовился к ней. Весь свой текст он знал наизусть, помнил и реплики других персонажей, продумал до мелочей, как вести себя на сцене, и задолго до назначенного срока собрался в театр. Правда, надлежало получить на отлучку разрешение у графа. Услышав просьбу юноши, граф одобрительно рассмеялся: «Браво, Миша, браво! Но смотри, не осрамись!» Графиня восприняла сообщение Щепкина более сдержанно, не преминув заметить, что теперь он будет не с таким старанием рисовать для нее узоры для вышивания, но юноша горячо заверил, что опасения ее напрасны. Будущий актер был благополучно отпущен в театр.

На репетиции, одобренный расположением к себе участников спектакля, Щепкин быстро справился с волнением, весь свой текст говорил бойко и вовремя, на сцене держался уверенно. Заслужил лишь одно замечание и все по поводу той же несчастной скороговорки. «Конечно, всякое твое слово слышно, — отметила после репетиции Пелагея Гавриловна, — но этой быстротой ты вредишь себе, душишь себя и потому, когда некоторым словам надо придать больше силы, ты их уже напрасно истратил».

Щепкин все воспринял и с усердием старался исправить свою речь. Уединившись, он снова и снова прочитывал свой текст, стараясь делать верные паузы, ударения, выделять голосом важные реплики.